Обрекаю на смерть

Когда я вечером следующего дня вернулась домой, Карл продолжал лежать в постели. Он не пошел на лекции, за весь день ни разу не вставал. Сперва я подумала, что он болен, физически болен, и вызвала врача. Карл сказал ему, что небесный огонь погас. Он сделал это сам, потушив огонь в своем сознании. Теперь в его голове не осталось ничего, одна темнота.

Д-р Левин отозвал меня в соседнюю комнату и сказал, что у Карла нарушена психика. Вероятно, его следует поместить в клинику. Я позвонила отцу Карла, и д-р Левин повторил ему то, что сказал мне. Сенатор заявил, что идея с клиникой абсурдна. Карл просто-напросто перезанимался и единственное, что ему нужно — хороший физический труд.

Назавтра приехал отец Карла и забрал его домой. Я расплатилась с квартирной хозяйкой, бросила работу и через несколько дней последовала за ними. Мне не стоило ехать, но я хотела быть рядом. Я не доверяла его семье. И у меня было тайное желание даже при сложившихся обстоятельствах жить на ранчо и утвердиться как миссис Карл Холлман в Пуриссиме. Я своего добилась, однако все складывалось хуже, чем я предполагала. Его семья невзлюбила меня. Они винили меня в нездоровье Карла. У хорошей жены муж должен быть здоровым и счастливым.

Единственный, кто по-настоящему привязался ко мне, — ребенок Зинни. Я придумала игру, в которой воображала, что Марта — мое дитя. Так я сумела пережить эти два года. Я воображала, будто живу с ней вдвоем в этом большом доме. Остальные все уехали или же умерли, и я — мама Марты — все делаю для нее сама, воспитываю так, как полагается, безо всякого дурного влияния со стороны. Случалось, мы от души с ней веселились. Иногда я по-настоящему верила, что того кошмара в кабинете доктора никогда не было. И Марта тому доказательство, моя родная деточка, которой скоро исполнится два годика.

Но частые визиты д-ра Грантленда на ранчо напоминали мне, что все было. Он приезжал как врач к Карлу и его отцу, к обоим. Сенатору он нравился, поскольку не брал дорого за визиты и не предлагал дорогостоящих методов лечения, вроде помещения в клинику или курса процедур. Отец Карла был весьма прижимист. На столе у нас вместо масла стоял маргарин, и ничего кроме бракованных апельсинов. С меня даже брали плату за питание, пока мои деньги не кончились. Около двух лет я не имела нового платья. Может, если бы оно у меня было, я не убила бы сенатора.

Милдред произнесла это тихо, не меняя тона, без видимых эмоций. На ее лице отсутствовало всякое выражение. И лишь указательный палец двигался по закрытому юбкой колену, рисуя маленький узор: кружок, а в нем крест, словно она пыталась отогнать дурные мысли.

— Разумеется, я не убила бы его, если бы он умер в положенный срок. Д-р Грантленд дал ему год, но год прошел, заканчивался второй. Не одна я томилась в ожидании. Джерри и Зинни ждали не меньше. Они вовсю старались стравить Карла с отцом, и это было не трудно сделать. Карлу стало немного лучше, однако он все еще был подавлен и угрюм. Отношения с отцом у него окончательно испортились, и старик постоянно грозился изменить свое завещание.

Как-то вечером Джерри спровоцировал Карла на ужасный скандал по поводу японцев, которые некогда владели частью долины. Сенатор, естественно, не остался в стороне, как и было задумано. Карл заявил ему, что не претендует ни на малейшую часть ранчо. Даже если он унаследует какую-либо долю поместья, он вернет ее людям, владения которых были проданы с молотка. Я никогда не видела старика таким взбешенным. Он сказал, что Карлу не грозит опасность унаследовать что-либо. И на сей раз это была не пустая угроза. Он попросил Джерри, чтобы тот связался с адвокатом и договорился о встрече на следующее утро.

Я позвонила д-ру Грантленду, и он приехал под предлогом осмотра сенатора. Позже я переговорила с ним во дворе. Он был настроен пессимистически. Не то чтобы он был жадным, но деньги утекали из его кармана. Тогда он впервые рассказал мне о том человеке, Рики или Рике, который начал шантажировать его сразу после смерти Алисии и выудил не одну тысячу долларов. Тот самый человек, который вчера бежал вместе с Карлом.

— Грантленд никогда раньше не заговаривал с вами о нем?

— Нет, он сказал, что старался оберегать меня. Но теперь, когда из него выкачали все до последней капли, требовалось что-то предпринять. Прямо не сказал, что я должна убить сенатора. Мне не нужно было об этом говорить. Я даже не раздумывала. Я просто заставила себя позабыть, кто я такая, и проделать все, как заводной механизм.

Ее указательный палец без устали вычерчивал на колене эмблему креста в круге. Она произнесла, словно отвечая на вопрос:

— Если вдуматься, я вынашивала эти планы долгие годы, всю свою жизнь, с того самого времени, когда...

Она замолчала и прикрыла ладонью невидимую эмблему на колене. Она встала, будто сомнамбула, и подошла к окну. Во дворе на фоне светлеющего неба виднелся резко очерченный силуэт дуба, словно его вырезали из черной бумаги.

— С того самого времени, когда что? — спросил я, адресуясь к ее застывшей спине.