Обрести силу

— О-о-о-о-у-у-у-у-о-о-о-й, — издавал протяжные горловые звуки стелющийся перед курганом шаман в длинных мешковатых одеждах, широко развевающихся при каждом его движении и превращающих его в большую черную птицу. — О-о-о-о-у-у-у-у-у-о-о-о-й-й…, — закрывающая его лицо большая раскрашенная харя из веток, рогов и черно-белых перьев, подчиняясь заунывному ритму, то взлетала вверх, то снова опускалась вниз. — О-о-о-о-о-о-у-у-у-у-у-й-й…

Ближе всех к курганы с павшими воинами стоял сам Сульдэ с багатурами из алой сотни. Его лицо, как и лица остальных застывших в молчании шаморцев, было окрашено четкими полосами черного и белого цвета, символизирующими горе.

— О-у-у-у-у-о-о-о-й, — продолжал завывать шаман, потрясая зажатым в руках ожерельем из выбеленных временем костей животных. — О-о-о-о-о-у-у-у-у-у-у-о-о-о-о-о-й!

Губы командующего атакующей ордой Великого Шамора еле заметно двигались. Он что-то непрерывно шептал, глядя на верхушку кургана из нескольких сотен тел.

— Великое Небо… бесконечным покрывалом простирается над нами — его тихое бормотание словно перекликалось с унылыми завываниями беснующегося шамана. — … посылая нам благодатные свет и тепло днем, покой и спокойствие — ночью, — губы привычно шептали слова древней молитвы из далекого — далекого детства. — Великое Небо… одаривает и защищает…

— О-у-у-у-у-о-о-о-й, — разошедшийся шаман начал впадать в экстаз, раскручиваясь безумным волчком. — О-о-о-о-о-у-у-у-у-у-у-о-о-о-о-о-й!

Сульдэ снова и снова тихо повторял молитвенные формулы, но привычный способ привести мысли в порядок сейчас помочь ему был не в силах. Он шептал, но не понимал смысла; смотрел вперед, но не видел…

События последних дней, особенно последних часов, оставили его в полном смятении, причиной которого отнюдь не были понесенные шаморцами потери. На своем веку Сульдэ терял и гораздо больше воинов в сражениях и приграничных столкновениях, отползая потом словно раненный зверь зализывать раны в крепости в глубине страны. Он помнил, как после одного из особенно кровопролитных сражений с армией фанатиков Живого Бога Империи Регула атакующая орда Шмора потеряла почти две трети своего состава. Тогда погибшие и надрывающиеся от стонов воины лежали на поле битвы в несколько слоев…

— О-у-у-у-у-о-о-о-й, — наконец, падая на землю шаман испустил последний вопль, и несколько его учеников, одетых в такие же одежды, подошли к кургану с факелами.

Неотрывно смотря на пламя, которое с жадностью голодного пса принялось лизать сложенные бревна и переломанные доски от повозок, Сульдэ ни как не мог понять, что же все-таки происходит на самом деле… Опытный, проведший сотни и сотни битв и сражений, он сам и не заметил, как оказался в невидимом плену привычных шаблонов, ранее всегда приводивших Шамор к победе — «тяжелая пехота господствует на поле боя», «фаланга бессмертных уступит только железной стене гномов — гоплитов», «метательное оружие малоэффективно против защитного доспеха полностью экипированного бессмертного» и т. д. Именно эти стереотипы, сформировавшиеся на протяжении нескольких столетий после Великой войны, и определили и облик шаморской армии, и тактику ее действий превратившись в непреложные постулаты. Они вбивались в солдат и офицеров месяцами и годами непрерывным и изнуряющих тренировок, заставляя их тяжеленные доспехи стать второй кожей, а плотный строй турии единственной семьей. И сам командующий строго и неукоснительно придерживался всех этих принципов, стараясь ни на шаг не отступать от них. Благодаря этому последние пятьдесят лет фаланга бессмертных Великого Шамора верно и последовательно давили армии своих соседей, откусывая от них кусок за куском. Это произошло и с самым крупным пиратским баронском, крупные морские шайки которого долгое время наводили настоящий ужас на жителей портовых городов султаната; и с Империей Регула, которая выстояла лишь потому, что отгородилась от воинственного соседа тысячами и тысячами жертвовавших собой фанатиков Живого Бога; и с многочисленными племенами торгов, посмевших участвовать в заговоре против Великого султана… И вот пришел черед еще одного соседа, с которым Шамор связывала давняя и уже казалось бы забытая вражда, — Ольстера, с которым все пошло совсем не так!

— О-у-у-у-у-о-о-о-й, — валявшийся все время, пока пламенем занимался курган, шаман вдруг вскочил с земли и снова затянул заунывный поминальный мотив. — О-о-о-о-о-у-у-у-у-у-у-о-о-о-о-о-й!

Стоявший совершенно неподвижным, словно застывший в камне, старый полководец снова и снова возвращался к недавним событиям, которым сразу не придавал такого значения, как в этим минуты. Сульдэ вспоминал уничтожение отряда фуражиров, которое из-за смерти сына было им практически не замечено.

Последовавший за этим разгром тысячи Борхе также был им недооценен. Примененным тогда странным металлическим шипам и стрелам с наконечниками из гномьего металла Сульде удивился, но воспринял лишь в качестве непонятных, редких и чрезвычайно дорогих игрушек, которые вряд ли смогут изменить главное.