Обретая любовь

– Мужчина всегда распознает женщину, которую обнаруживает в своей постели, даже если это происходит в его снах.

– Ты никогда не глядел на меня с мужским интересом, – возразила Грейс слегка подрагивающим, но твердым голосом. – Ты практически не писал мне, не пытался ухаживать. Я прекрасно понимаю, почему ты сейчас так поступаешь.

– И почему же?

– Потому что между нами произошло то самое в карете. И ты считаешь, что обязан жениться на мне. Но ты не должен чувствовать себя к чему-то обязанным. И вообще с твоей стороны некрасиво… недобропорядочно снова пытаться воспользоваться моей слабостью.

– Я просто не в состоянии быть ни добрым, ни добропорядочным, когда думаю о тебе. В карете я вроде бы разорвал на тебе платье?

– Да.

– Я так и думал. – В голосе Колина звенело мужское самодовольство. – Я помню тот момент. Можно я разорву и это платье?

– Что?.. Конечно же, нет! – Грейс вздрогнула от этой бестактной фразы насчет отсутствия к ней добрых чувств. Это был какой-то кошмар.

Между тем Колин склонился, запустил руку в ее волосы и высвободил их из импровизированного узла, который она соорудила этим утром. На покрывало посыпались шпильки.

– Твои волосы подобны шелку, – проговорил он.

Грейс ощущала себя столь беспомощной и жалкой, что ее глаза вновь наполнились слезами.

– Пожалуйста, – пробормотала она. – Отпусти меня. Позволь мне…

Колин склонил голову, и от прикосновения его губ непослушное тело начало чуть ли не таять. Он целовал ее так, как она всегда мечтала, даже еще лучше.

Грейс чувствовала себя полнейшей дурой, но ничего не могла с собой поделать. Она должна была оказать сопротивление, но вместо этого с легкостью сдавалась.

Чувственные губы Колина имели идеальную форму, она столько раз воспроизводила их в своем альбоме. И вот теперь он целовал ее. Об этом Грейс тоже часто мечтала, только в ее мечтаниях Колин был более нежен и почтителен.

Сейчас же ни о какой почтительности и нежности не было и речи. Его язык вторгался к ней в рот, и все ее возражения и слезы сметались прочь под напором поцелуя, который просто не мог лгать. Своим поцелуем Колин словно заявлял на нее свои притязания, свои права.

Осознавая эту истину, Грейс отвечала ему со всей страстностью, вызревавшей в ней столько лет, испытывая все более усиливающее томление, которое и загнало ее к нему в карету.

Сейчас Колин не был одурманен опием. Он продолжал играть с ее языком, он словно пробовал ее на вкус, на веки вечные помечая как свою собственность.

Несмотря на отсутствие опыта, Грейс тем не менее была способна распознать, когда тело мужчины охвачено настоящим вожделением, когда его кровь пульсирует в том же стремительном ритме, что и ее кровь, когда мужчине не терпится овладеть ею, не считаясь с тем, желает ли того же она.

Но она желала этого. Желала всем своим существом.

И обвив шею Колина руками, Грейс впилась в его губы.

Глава 21

Даже оставаясь в живых после смертельных боев, Колин не испытывал такой благодарности небесам. Он прыгал в море с горящих кораблей, у самого его виска со свистом проносились пули, он не раз в последний момент уходил с тех мест, куда в следующую секунду попадали вражеские ядра, но при этом его никогда не охватывали чрезмерно сильные эмоции, способные лишить рассудка и самоконтроля.

Его ладонь легла на лиф платья Грейс, ткань которого была тонкой и, конечно же, очень непрочной. Прикосновение к нему тотчас же вызвало воспоминание о другом подобном платье, а также о том, что с ним случилось.

Колин оторвался от губ Грейс.

– Я не сделал тебе больно, когда разрывал в карете твое платье? – спросил он, осознавая, что у него будет множество схожих вопросов, если окончательно не вспомнить, как все происходило.

– Нет, – отозвалась Грейс хрипловатым голосом, звучавшим для него словно песня, возбуждая желание чуть ли не съесть ее. Желание вкушать ее, наслаждаться ею, пока она не будет просить еще и еще, и он удовлетворит ее просьбу.

– Что ж, хорошо, – вымолвил Колин.

Чтобы сорвать с ее плеч и это платье, потребовалась всего пара секунд. Сорочки под ним не оказалось, что было только к лучшему.

Грейс пробормотала что-то насчет того, что ей нечего больше надеть, но Колин притворился, будто не расслышал, как и тогда, в карете. Но следующая мысль заставила его остановиться.

– Я причинил тебе сильную боль в тот первый раз? – спросил он. – Это было ужасно?.. Ты мне так и не сказала.

Грейс ответила не сразу.

– Да нет, не очень… Не все время.

Не все время… Надо принять это во внимание. Колин мысленно поклялся, что впредь не причинит Грейс даже малейшего дискомфорта.

Его ладонь легла на ее упругую округлую грудь, пальцы коснулись сосков, и она тихо вскрикнула.

– Мы опять будем заниматься любовью? – Ее дыхание было прерывистым.

– Да, – подтвердил он, слегка недоумевая, почему ее так трудно убедить. – Опять, а потом, возможно, снова. Вряд ли я когда-либо смогу тобой насытиться.

Вновь последовало молчание, и Колин в который раз пожалел, что лишен способности видеть. Была ли Грейс напугана? А может, она испытывала обиду? Или отвращение?