Обретая прощение

Я выбралась из машины. Дождь перестал отплясывать по земле и прохожим, можно обойтись без зонта и выдохнуть. Все-таки вечерний воздух после прошедшего ливня – лучшее, что было придумано вселенной. Итан подставил мне локоть, я обхватила его. В полном доверии следовала за мужчиной через массивные двери театра. Внутри, едва сдержала желание открыть рот в удивлении. Словно попала в средневековый замок – серые стены, украшены красными бархатными портьерами, круглые колонны, разделяли пространство на секции, мрачность царила в каждом уголке этого места, массивные люстры, свисающие с потолка, лишь немного устраняли пустоту.

Довольно быстро мы прошли в зал, заняв свои места. Кажется, Итан был очарован этим местом не меньше, чем я. Все это время он восторженно разглядывал интерьер, не произнося ни слова. Я довольно улыбнулась, возможно, когда-нибудь он полюбит классическую музыку.

Ровно в семь вечера свет погас, погрузив зал в полный мрак. За большим роялем появился темный силуэт. Да, без представлений и объявлений. Вот так пугающе просто и загадочно. Я, как завороженная, в полном предвкушении, наблюдала за игрой бликов на крышке старинного инструмента, за напряженной спиной музыканта. Плавные пальцы опустились на клавиши. Зазвучали первые аккорды. Мрачно. Тяжело. Пугающе громко. Все тело покрылось мурашками, из-за чего я неприятно поежилась, чувствуя холод. А следом меня насквозь пронзила тысяча разрядов молний, заставив мою душу выворачиваться навстречу этой мелодии.

Говорила душа. Именно так можно было назвать эту игру. Казалось, что еще мгновение и сердце разорвется на части от тоски за кого-то невидимого, неощутимого, но невероятно близкого. Слезы сами текли по щекам. Я вытерла их тыльной стороной ладони, продолжила наблюдать за трагедией, разворачивающейся в нескольких метрах от меня на сцене. Какое-то странное наваждение убеждало меня в том, что если я пригляжусь чуть сильнее к происходящему, то непременно увижу длинные пальцы, скользящие по черно-белым клавишам. Лицо мастера, скрытое темнотой. Думалось, что если увижу все это, то непременно смогу пощупать его боль. Мысль показалась мне такой резкой и наглой, что я сильно зажмурилась, продолжив только слушать. И в этот момент появилось осознание такое четкое и простое. Я все чувствовала. Так ярко, словно это происходило со мной. Не видела лиц других людей, но уверена, большинство тоже плакали. Сопереживали. Не стеснялись своей боли. Тосковали. И непременно любили.

Мелодия затихла так же резко, как началась. Возникшую на мгновение тишину разорвали громкие аплодисменты. Я вздрогнула от неожиданности. Открыла глаза, заметив уже пустующий за роялем стул. Расстроено поджала губы. Конечно, я не надеялась увидеть пианиста. Его никто и никогда не видел, не знал, как он выглядел, где жил и как оказался на сцене. А если и знал, то молчал об этом. Но теперь я отчетливо понимала, что душе не нужно лицо, как и творчеству. Может быть, именно поэтому моя душа так рвалась на части, слушая его музыку?

Итан помог мне подняться с кресла, привычным движением опустил руку на талию, подтолкнул к выходу. В последний раз я расстроено окинула взглядом сцену, столкнувшись со взглядом подсвечивающихся черных глаз.

Глава 2

Я торопливо собиралась на работу, обдумывала все произошедшее за последние несколько дней – сны, странное поведение Итана, которое длилось до сих пор, мое нестабильное состояние, взгляд из-за кулис в театре. Просто совпадения или что-то большее? Я не знала. Но сердце было неспокойно, будто кто-то отчаянно хотел выбраться изнутри, разорвать грудную клетку. В голову так и лезли отрывки из сегодняшнего сна, которые все не уходили, как бы я ни пыталась их отгонять. Они с завидным упорством лезли в личное пространство, сметая на своем пути все хорошее, о чем я успевала подумать.

– Айлин, сдайся им, прошу тебя! – умоляюще просил он. Сквозь слезы я наблюдала за родным лицом, перекошенным от боли. Нам всем было больно. Так неистово, что казалось, еще немного и мы вовсе перестанем чувствовать. В комнату зашла Селин, сонно потирая яркие зеленые глаза, прервав наш диалог. Я хмуро улыбнулась, стерев ладонями слезы. Ни к чему ей так переживать.