Обретая себя (СИ)

— Я знаю, что ты меня терпеть не можешь, — решила упредить все комментарии, — но, надеюсь, ты понимаешь, что я действовала исключительно исходя из ситуации. — резко обернулась и запнулась о его взгляд, который так резко сменился удивлением, что я даже не успела разглядеть, что крылось за ним дальше.

— Это не совсем так, Эверис. — проговорил он, замолчав, а затем добавил: — Просто не могу простить.

Его спокойный тон и пристальный взгляд заставили что-то сжаться, съежиться внутри. Возникла пауза, в которой неловко заворочалась разбуженная совесть. А забытая рана снова заныла. Кажется, сердце, встревоженное глупой игрой, решило что-то свое. И от этого стало физически больно.

— Что теперь? — неловко потерла себя за оголенные плечи. И опять вопрос прозвучал двусмысленно, но мы оба решили говорить о деле.

Мужчина кинул взгляд на часы.

— Нам нужно подождать еще минут пятнадцать и можно будет идти. — он подошел к кровати и сдернул покрывало.

— Что ты делаешь? — внезапно забеспокоилась я и даже сделала шаг к двери. Ведь размышлять о подобных глупостях и играть на публику — совсем не то, если претворять их в реальную жизнь. Особенно, если дело касалось Фрейгъерда. Я парадоксальная трусиха.

Он кинул на меня смеющийся взгляд и на щеках у мужчины образовались преступные ямочки от улыбки.

— Ты меня удивляешь. Женщина, которая, казалось бы, все продумывает, спрашивает, зачем я сминаю постель, когда подразумевается секс в спальне. Думаешь, прислуга не заметит нетронутое ложе?

Я смутилась его доводом и, не успев подумать, ляпнула:

— Может, ванная комната была предпочтительней?

Рей не сдержал широкой улыбки, и у меня на долю секунды прилила кровь к лицу точно у лицеистки. Даже шее жарко стало. Право, что это я?

В комнате стояла кровать с тумбочками, платяной шкаф, а по центру лежал адарийский ковер — все дорого, но сесть было решительно некуда, кроме кровати, и я мялась в стороне, как бедная родственница, наблюдая как Рей развалился на перине.

— Присядешь? — предложил он любезно, постучав по другой стороне кровати.

И я, поколебавшись, мягко опустилась на кровать, подбив под спину подушку, чтобы было удобней сидеть.

— Похоже, теперь ты переплюнула меня в наглости. — через какое-то время произнес северянин.

— В таком деле можно поплатиться жизнью. Нужно быстро соображать. — довольно сухо прокомментировала ему ситуацию, хотя у самой сердце билось об ребра, точно дурман-травы объелась.

— Ты специалист? — он заинтересованно повернулся и уперся локтем в гору подушек, подперев голову. Ледяные глаза смотрели с толикой интереса и кажется будто без осуждения.

— Широкого профиля. — улыбнулась его вопросу.

— Тебе это привычно? — глазами указывал он на меня сверху вниз, задержавшись на открытых в прорезях шароваров коленках.

— Костюмы? — и смутилась от того, насколько откровенным выглядел наряд. На моей Родине за такое могут прикопать. — Что ты. Мне самой, мягко сказать, не комфортно. — поправила я лиф, — Обычно я вливаюсь в атмосферу в более светском амплуа и никогда не опускаюсь до подобного. — бросила взгляд на откровенно открытые ноги, живот, грудь и устыдилась роли приблудной девицы. Но тут же отдернула себя. Это же маскарад, Эверис. Перед кем тебе тут чиниться?

— Ты оправдываешься, будто сама себя осуждаешь. — заметил Фрейгъерд.

Я кинула на него взгляд и неожиданно призналась:

— Может, немного. — сложила я щепоткой ладонь. — Все же это для меня слишком. — обвела я контур тела руками, ощущая приятный шелк шифона цвета индиго.

Он помолчал, а затем сказал:

— Знаешь, иногда жизнь толкает нас в объятья обстоятельств, которые мы осуждаем и не принимаем, но то, как мы себя поведем в этих обстоятельствах и кем выйдем, зависит исключительно от нас.

Я удивленно на него посмотрела, его слова не вязались с тем мнением, которое я сложила о человеке, встретившегося мне в стражьем участке на своем допросе.

— Ты записался в философы? — решила свести его фразу к шутке, царапнувшую что-то в душе.

— Просто говорю правду. — ответил он. А я закусила губу, ожидая, что он скажет «в отличии от тебя» или что-то в этом духе. Но ожидание длилось, а он не сказал фразу, которая бы вновь пнула меня в больное место.

— Пора. — раздался его голос в мыслях, что съедали в глубоком молчании и громком тиканье часов. Я отряхнулась и направилась за ним.

В коридоре мы разошлись в разные стороны. С большим пристрастием меня досмотрели на выходе. Попытались облапать, но фраза о стражах имеет международное значение, которое во всех странах означает одно — неприятности. И зарвавшийся служивый тут же сдулся, страшно оскорбившись. Можно подумать это я ему под доспех решила заглянуть! Мерзавец!

Честно говоря, когда в лицее мне преподавали «культуру одежды и этикета», то я не задумывалась, как резко меняется мнение о человеке, кто он и каковы его принципы в зависимости от тряпок на нем.

— Что-то произошло? — спросил Рейдар в трясущемся экипаже, что резковато заворачивал на поворотах в густых теплых сумерках.

Видимо у меня было такое лицо, что вопрос напрашивался сам собой.