— Не ты ли говорила, что хочешь чему-то от меня научиться?
Онелия взяла кувшин из белой глины и наполнила свой кубок.
— Мои родители были воинами. Я не помню их, они погибли, когда я была маленькой девочкой. Меня воспитывала Хлоя, одна из служанок Жрицы.
Лиэна покатала в пальцах виноградину.
— Прекрасная Хлоя, брошенная мужем. Сколько у нее с тех пор было мужчин?.. Смирившаяся с ношей несчастной женщины Хлоя, убежденная в том, что коли боги не даровали любовь, то искать ее не имеет смысла.
— Тебе ли говорить о любви? Ты ушла от мужа и даже не вспоминаешь о нем. А вы жили в одном шатре не пару лун. И даже не пару весен.
Женщина подняла руки в примирительном жесте и улыбнулась.
— Ты права, дитя, хотя чересчур остра на язык. Впрочем, чего еще я могла ожидать от служанки первого советника. Ты подносишь вино и фрукты его гостям, слушаешь не предназначенные для чужих ушей разговоры, узнаешь тайны. Ты превратилась в близкого друга, в товарища по оружию. Эрфиан вырастил достойную помощницу. Он обучил тебя медицине, искусству изготовления благовоний и ядов. Что насчет стрельбы из лука?
— Я умела стрелять из лука до того, как стала служанкой первого советника.
— Говорят, что он способен поразить крохотную мишень с расстояния в сотню шагов. Мой отец тоже стрелял из лука. Он был воином. Наверное, поэтому отдал меня Бустану. Решил, что воин будет прекрасным мужем. А мать не сказала ни слова. Она, как и Хлоя, верила в судьбу. В свое время и ее выдали за того, кто ей не мил. Только она полюбила отца. Смирилась. Родила детей. Шестерых. Большая семья. Я сидела на праздничном пиру рядом с Бустаном, смотрела, как гости пьют вино в нашу честь, и плакала. Не от счастья, хотя все думали, что это так. Я оплакивала прежнюю жизнь.
Онелия не понимала, как относится к этой женщине, металась между ревностью, завистью, восхищением, жалостью и желанием подлить в ее кубок яда. И не была уверена, что готова к таким разговорам, но чувствовала, что Лиэна нуждается в собеседнике. Она права, они не враги. И Онелия ей не соперница. Таких Лиэна повидала достаточно и давно перестала замечать.
— Знаешь, на что похожа жизнь с воином, дитя? На бесконечное ожидание. Когда он в походе, ты ждешь его возвращения. Когда он дома, ты пытаешься не думать о том, что скоро он уйдет, но голос внутри считает дни. Ты плачешь по ночам, понимаешь, что вы остаетесь чужими, пусть и делите постель, просишь богов о детях, веришь, что они появятся. Хотя в глубине души знаешь: детей у вас не будет. И приходит день, когда что-то в тебе ломается. Так разваливается на части кувшин, в котором до этого появилось несколько трещин. Ты ударяешься о дно. Боль, страх, отчаяние и одиночество сплелись в холодный клубок, ты чувствуешь его в груди. Ты уже не плачешь, не ждешь, не надеешься. Ты делаешь глубокий вдох и решаешь, что нужно подниматься на поверхность. Барахтаться, размахивать руками и ногами, задыхаться, умирать, возрождаться и плыть наверх, чего бы это ни стоило.
— Мне очень жаль, — тихо молвила Онелия.
— Боль — лучший учитель. Она доходчиво объясняет и показывает нам, чего мы стоим. Тот, кто готов бороться, встанет и пойдет дальше. Даже если у него не будет сил.
Лиэна поднялась, подошла к девушке, присела рядом и вытерла слезы с ее щек.
— Не нужно плакать, дитя.
— Хранитель знаний говорит, что боги припасли счастье для каждого. Если это правда, то почему мы должны за него бороться?
— Потому что мы глупы, дитя. Вокруг много света, но мы не задумаемся о нем, пока не погрузимся во тьму.
Онелия прижалась к плечу Лиэны и прикрыла глаза. Женщина гладила ее по волосам. Лазурный шелк платья пах чем-то пряным и сладким. Сейчас девушка видела в ней мудрую наставницу, к которой можно прийти за советом. Вечером она превратится в соблазнительницу, но думать об этом не хотелось.
— Вот за что он любит тебя, дитя, — прошептала Лиэна. — Ты живая.
Эрфиан вернулся позднее обычного — хранитель знаний уже рассказал эльфам очередную историю и потушил костер. Днем Онелия уходила, за обедом они не встречались, но он успел заглянуть в шатер в ее отсутствие и сменить белую мантию с золотым шитьем на черную кожу. Девушка видела его в таких одеждах от силы два-три раза, и они пробуждали в ней неприязнь. Воинов здесь и без того достаточно. Хорошо еще, что он не носит парные клинки. Хотя оружие у Эрфиана всегда было с собой: и лук, и серебряный кинжал, подарок одного из наставников. И с кинжалом он, конечно же, обращается так же хорошо, как с луком. Почему он не стал воином? Онелия не спрашивала его об этом.
— Я охотился, — объявил первый советник с таким видом, словно был маленьким эльфенком, которому разрешили погулять на дальних полянах в лесу. — И поймал пару кроликов. Одного отнесли в шатер Жреца, а второго освежуют и приготовят. Ты проголодалась, дитя?
— Нет. Спрошу, не нужна ли им помощь. Принесу травы и найду блюдо.
Девушка встала, но Эрфиан поднял руку, останавливая ее.
— С каких пор ты готовишь еду? Твой день закончен, ты можешь отдохнуть.
— Я не устала.
— Это хорошо. Тогда подстриги мне волосы.