Обретение крыльев

– С вашей матерью ситуация тяжелая, но есть ведь другие дети, которые могли бы помочь?

– Нине нужна я, а не кто-то другой.

– Но это так неожиданно. Вам надо подумать об этом и помолиться. Нельзя отрицать, что вас привел сюда Бог.

Да, я этого не отрицала. На Север меня привело нечто хорошее и правильное, и даже именно в это место – в Грин-Хилл к Израэлю с детьми. Порыв уехать из Чарльстона был благотворным, я и сейчас так считала, но передо мной на столе лежало письмо от Нины. И потом, не отпускали мысли о Ребекке.

– Сара, вы нам здесь нужны. Нам без вас не обойтись.

– Это решено, Израэль. Я еду домой в Чарльстон.

Он вздохнул:

– Обещайте, по крайней мере, что вернетесь, когда уладите свои дела.

В окне отражалось пламя свечей. Я подошла и прислонилась лбом к стеклу. За ним по-прежнему мелькали яркие спирали светлячков.

– Не знаю. Больше не знаю.

Подарочек

Ночью накануне моей вылазки в городской арсенал за формой для отливки пуль мы с Гудисом пробрались в пустую каморку над каретным сараем, похожую на нашу с матушкой, и я позволила ему сделать то, о чем он мечтал все эти годы, да и я, пожалуй, тоже. Мне было двадцать девять лет, и я сказала себе: если завтра попадусь, меня убьет стража, а если не она – то работный дом. Так что перед тем, как покинуть грешную землю, хорошо бы узнать, что это за штука – любовь и секс.

В каморке был только соломенный тюфяк, который Сейб положил на пол для Минты и себя. Еще здесь витал дух конского навоза. Я с опаской посмотрела на грязный тюфяк, но Гудис застелил его чистым одеялом, тщательно разгладив все складочки. Видя, как он старается, я переполнилась к нему нежностью. Он совсем не стар, но почти все волосы у него выпали. Веко над больным глазом было всегда опущено, а другое – поднято, поэтому он казался полусонным, зато улыбка у него широкая и приветливая. Помогая мне снять платье, он улыбался.

Когда я вытянулась на одеяле, он удивленно посмотрел на мешочек у меня на шее, набитый кусочками коры и веточек дерева душ.

– Я его не снимаю, – объяснила я.

Он потрогал мешочек, нащупав твердые кусочки коры и желуди.

– Это твои драгоценности?

– Угу, мои бриллианты.

Он отодвинул мешочек в сторону, взял в руки мои груди:

– Они не больше ореха, но как они мне нравятся, такие маленькие и коричневые.

И поцеловал меня в губы и в плечи, потерся лицом об орехи. Потом поцеловал мою больную ступню, дотрагиваясь губами до извилистых шрамов. Я не была плаксой, но у меня из глаз потекли слезы, и стало щекотно за ушами.

За все время я не произнесла ни слова, даже когда он вошел в меня. Поначалу я чувствовала себя ступкой, а он стал пестиком. Это было похоже на то, как толкут рис, но нежнее и добрее. Он засмеялся, спрашивая:

– Все так, как ты представляла?

Но я ничего не смогла ответить, только улыбалась сквозь слезы.

На следующее утро у меня все болело от занятий любовью.

– Сегодня хороший день, – заявил Гудис за завтраком. – Что скажешь, Подарочек?

– Да, отличный.

– Завтра тоже будет хороший.

– Может быть, – ответила я.

После завтрака я разыскала Нину и попросила у нее пропуск на рынок – Сейб был не в духе.

– Тетка говорит, черная патока с виски может помочь вашей матушке, – объяснила я, – успокоит ее, а у нас она закончилась.

Нина написала мне пропуск и сказала:

– В любое время, когда понадобится… черная патока или что-то другое, приходи ко мне. Ладно?

Тогда я поняла, что у нас есть взаимопонимание. Конечно, узнай она, что я собиралась сделать, ни за что не подписала бы бумагу.

* * *

Я пошла к арсеналу с тростью, корзиной тряпок, бутылочкой спирта, метелкой из перьев и шваброй через плечо. Галла Джек уже давно наблюдал за этим местом. Он сказал, что в первый понедельник месяца арсенал открывали для инспекции и уборки, подсчета оружия, чистки мушкетов и прочего. В эти дни сюда приходила свободная чернокожая девушка по имени Хильда, которая выметала мусор, вытирала пыль, смазывала стойки для ружей и мыла уборную. Чтобы она не выходила сегодня, галла Джек дал ей монету.

Денмарк нарисовал мне форму для отливки пуль. Она напоминала острогубцы с той разницей, что к концам был приделан маленький тигель, куда лили свинец для получения мушкетной пули. Эта форма, как он объяснил, не больше кисти его руки, и надо достать две. Главное, сказал он, смотри, чтобы тебя не поймали.

Для меня это тоже было главным.

Арсенал размещался в круглом здании из земляного бетона со стенами толщиной два фута. В нем было три крошечных оконца, расположенные высоко и забранные железными прутьями. В тот день ставни открыли, чтобы впустить свет. Стражник у двери спросил, кто я такая и где Хильда. Я рассказала, что она заболела и послала меня вместо себя.

– Непохоже, что ты сможешь удержать в руках метлу, – ответил он.

«И как, по-твоему, эта метла забралась ко мне на плечо? Сама?» – так мне хотелось ему ответить, но я опустила глаза в землю:

– Да, сэр, но я хорошая работница, вот увидите.

Он отодвинул засов на двери:

– Сегодня там чистят мушкеты. Не лезь им под ноги. Когда закончишь, постучи, и я тебя выпущу.

Я вошла внутрь. С грохотом закрылась дверь. Щелкнул засов.