Обретение крыльев

Ее глаза наполнились слезами. Это были первые слезы, которые я видела у нее за всю жизнь. Я наклонилась к ней и прижалась лицом к ее лицу.

Она тихо спросила:

– Что с твоей ногой?

– Неудачно упала, – прошептала я.

Сейб распорядился, чтобы каждый занялся своим делом. Я же стала кормить матушку бульоном с ложечки, а девочка выпила свой бульон из миски. Они проспали рядышком весь день. Время от времени Тетка просовывала в дверь голову и интересовалась:

– Как вы там?

Она принесла хлеба, касторового масла, прокипяченного с молоком, и одеяла, на которых я должна была спать ночью на полу. Помогла мне снять с несчастных обувь, не разбудив, а увидев болячки на их ступнях, оставила у двери мыло и ведро с водой.

Девочка один раз проснулась и попросила ночной горшок. Я отвела ее в уборную и, пока ждала, смотрела, как опадают с дуба листья, плавно кружа по воздуху. «Матушка вернулась». Я еще не вполне осознала случившееся чудо, иначе горячо бы благодарила Господа. В то же время я не могла прийти в себя от того, как она изменилась. И еще тревожилась, как бы госпожа чего не учинила. Она смотрела на мать и дочь, словно на двух пиявок, которых поскорей хочется стряхнуть.

Девочка босиком вышла из уборной.

– Надо вымыть тебе ноги, – заметила я.

Она воззрилась на свои ступни с полуоткрытым ртом, высунув розовый кончик языка. Ей, должно быть, тринадцать. Моя сестра.

Я усадила ее на трехногий табурет в той части двора, куда проникал еще солнечный свет. Потом вынесла во двор ведро и мыло и засунула ее ноги в воду.

– Сколько дней вы с матушкой шли сюда?

С их утреннего возвращения девочка не проронила ни звука, но сейчас с ее губ полился неудержимый поток слов.

– Точно не знаю. Три недели, а может, больше. Мы прошли весь путь от Бофорта. Это усадьба массы Уилкокса. Шли ночью. Шли по тропам купцов вдоль речек. Днем прятались в полях и канавах. Это наш четвертый побег, и мы знали, какой путь выбрать. Чтобы сбить со следа собак, мама натирала ботинки и ноги кожурой от перца и лука. Она сказала, что в этот раз мы не вернемся, лучше умрем.

– Погоди. Вы с мамой убегали уже три раза и всякий раз вас ловили?

Кивнув, она посмотрела на облака:

– Один раз дошли до реки Комбахи. Другой – до Эдисто.

Я вынула ее ноги из ведра и натерла мылом, а она все говорила:

– Мы взяли с собой кукурузы и сухого ямса, когда все это закончилось, ели съедобные листья и ягоды. Все, что находили. Если мама не могла идти, я брала ее на спину и несла. Она говорила: если со мной что-то случится, продолжай путь, пока не найдешь Подарочка.

Сестра многое мне рассказала. Как они пили из луж и слизывали капли росы с листьев сассафраса, как забирались на деревья на болоте и привязывали себя к веткам, чтобы поспать, как, сбившись с пути, плутали под луной и звездами. Поведала, как однажды мимо них проехал в повозке бакраб и не заметил их, хотя они лежали в канаве совсем рядом. Оказалось, она говорит на языке галла, рабов с островов. Научилась ему от женщин на плантациях. Увидев птицу, она говорила биди. Черепаха у нее была кутер. Белый человек – бакраб.

Я хорошенько вытерла ей ноги:

– Ты не назвала своего имени.

– Человек, который присматривал за нами на рисовом поле, называл меня Дженни. Мама говорила, это никакое не имя. Она рассказывала, что наши люди летали, как дрозды. В день, когда я родилась, она посмотрела на небо и назвала меня Скай.

Имя девочке совсем не подходило. В ней было что-то от ствола дерева, камня на поле, который приходится обходить плугу, но я была рада, что матушка назвала ее именно так. В конюшне кашлял Гудис, тихо ржала лошадь. Я поднялась на ноги, а девочка посмотрела на меня и сообщила:

– Когда мы сбивались с пути, она рассказывала мне историю про дроздов – не знаю даже, сколько раз.

– Мне тоже рассказывала, – улыбнулась я.

Моя сестра не отличалась красотой, а послушать ее – так простушка простушкой, но с самого начала я ощутила в ней матушкино упрямство.

* * *

Ночью я проснулась на подстилке на полу и увидела, что матушка стоит посередине комнаты ко мне спиной и, не шевелясь, смотрит на высокое оконце. Было темно, но у нее с головы соскользнул платок, и волосы сияли, как отполированное серебро. На кровати громко и мирно посапывала Скай. Услышав меня, матушка обернулась и развела руки. Не издав ни звука, я встала и подошла к ней, сразу оказавшись в ее объятиях. В этот момент я осознала, что мама дома.

* * *

В следующий раз я проснулась на рассвете, матушка сидела на кровати, глядя на лоскутное одеяло с историей нашего рода. Она не знала, что спала под ним.

Я подошла и похлопала ее по руке:

– Я соединила лоскуты.

В последний раз мама видела лишь стопку квадратов. Кое-где цвет вылинял, но вся история была представлена здесь, на одном лоскутном одеяле.

– Ты пришила каждый лоскут на нужное место, – сказала она. – Не знаю, как тебе удалось.

– Просто расположила их в том порядке, как все происходило.