Влюбленные даже не обратили внимания, что он вышел без пальто и без чемодана. Они так устали от присутствия чужого человека в непереносимой близости от своего маленького тандема!
Алексей поцеловал Ольгу и она почувствовала, как пульс застучал в висках — почти в ритме движения поезда: «Тук-тук… Тук-тук».
Он помог ей освободиться от свитерка, и гладил верх кружевной комбинации, а Ольга чувствовала, как теплая волна приливает к груди, и комбинация вдруг становится теснее, плотнее облегает формы. Наверное, кружевной рисунок, прижимаясь к телу, оставлял подобные водяным знакам витиеватые следы. Но эти узоры не могли быть видимыми во мраке ночного купе, лишь иногда рассеиваемом нервными вспышками пристанционных огней.
Движение возбуждало, придавая неповторимый привкус всем, казалось бы, известным ощущениям.
Ольга уже почти освободилась от одежды, когда кто-то подергал за ручку двери купе, естественно, в целях конспирации запертой.
Влюбленные были так увлечены друг другом, что приняли эту ненастойчивую пока попытку вмешательства за случайный стук.
В дверь постучали более уверенно.
— Не откроем, — прошептала Ольга.
— Да. До Москвы еще далеко…
Стук усиливался, он уже был готов перерасти в «будильник» для всего вагона.
— Что-то случилось, — Ольга мягко отстранила Алексея и увидела, что на плечиках все еще висит пальто попутчика.
— Что же?
— Леша, этот… храпевший не сошел с поезда. Вон его пальто.
Ольга быстро собрала разбросанные предметы туалета и накрылась одеялом. Алексей впустил попутчика.
— Шпана! Ни стыда, ни совести. Только стоило мне в нужник выйти, как ты к своей сучке полез, — пассажир схватил было Алексея за грудки, но тут же выпустил. — Кабы не выходить, я бы с тобой разобрался. А ты, шалава, — теперь он обращался к Ольге тоном Карла Карлыча, — была б ты моей дочкой, я б не знаю, что с тобой сделал. Убил бы!
— Не смейте! — твердо произнес Алексей.
— Чего? Щень пузатая!
Он сгреб в охапку чемодан и пальто, зло сверкнул глазами и резко вышел в коридор. Такому стремительному катапультированию, очевидно, поспособствовало то, что поезд начал плавно снижать ход.
— Это — Калинин, — констатировал Захаров.
— Да, — всхлипнула Ольга.
От бессонной ночи и пережитого унижения ей стало очень грустно и жалко… себя.
— Не плачь, Оленька. До Москвы остановок больше не будет.
Он целовал ее заплаканные глаза и соленые щеки.
Поезд снова набирал скорость и уносился все дальше и дальше — во Вселенную. Сквозь сомкнутые веки Ольги проникал не свет, а образ иного мира, находящегося, как и сумасшедший поезд, в непрерывном ритмичном движении.
Расфуфыренная дама в «Красной стреле» вспоминала путешествие восьмилетней давности. Сейчас она ехала в обратном направлении. Словно возвращалась…
Экспресс вполне оправдывал свое название. Он летел, как стрела, прицельно и ровно. Ольга не знала, сколько времени прошло, какая часть пути преодолена. Она не спала, но легкая дрема иногда окутывала ее теплым, как песцовый мех, облаком. Однако все ночные образы проносились мимо, не оставляя следа в сознании, захваченном единственной мыслью: «Только бы там ничего не случилось».
Очевидно, путешествие близилось к завершению, потому что на руке одного из пассажиров вдруг запищал электронный будильник. Механический инструмент исполнял какую-то мелодию голосом, неприятным для слуха из-за неоспоримой похожести на звуки, издаваемые насекомыми.
В эти мгновения Ольга окунулась в тяжелый полусон, в бессмысленное предутреннее видение. Огромные насекомые копошились вокруг нее. Они были величиной с человеческий рост и располагались на полках купе.
Ольга вздрогнула и очнулась в страхе, с облегчением убедившись, что это был всего лишь кошмар.
Она панически боялась насекомых. Не какого-то именно, пусть даже самого отвратительного, как таракан, вида, а всего их мира — хладнокровного, совершенного в общественности сознания, разительно непохожего на мир людей.
Эти соседи по планете казались Буровой соперниками человеческой цивилизации, специально припасенными какой-то высшей силой на случай, если люди окажутся так глупы, что не смогут пережить собственного прогресса.
«Вот тогда-то и настанет час насекомых. Они будут огромные, какими сейчас кажемся им мы», — Ольга иногда представляла себя лицом к лицу с такой ползающей или летающей тварью и каждый раз содрогалась от ужаса…
Попутчики мирно собирали вещи, доставали туалетные принадлежности, намереваясь выйти из вагона, хотя и в слегка измятой одежде, но с белоснежными зубами.
У Ольги в маленькой велюровой сумочке были только необъемный косметический набор, расческа и носовой платок. Но привести себя в порядок, хотя бы слегка, показалось не лишним и ей. Однако она решила подождать, пока большинство столпившихся в узком коридоре пассажиров удовлетворит свою страсть к чистоте.
Еще не рассвело. Небо казалось ночным, а не предрассветным. Бурова бессмысленно смотрела в окно, но видела в черном стекле только свое отражение. Слегка растрепанные светлые волосы, немного размазанная помада — легко устранимые недостатки…