— После того, как мы поклялись друг другу в вечной любви перед лицом первых богов и разделили постель, я думаю только о моем Жреце, а он думает только обо мне. И знает: разум заканчивается там, где начинается любовь.
— Скоро твой советник сойдет с ума от любви. И тогда, готов поспорить на что угодно, ты будешь довольна.
Царсина достала из шкатулки янтарное ожерелье.
— Я веду за собой армию, но у меня сердце женщины, мой Жрец. Оно чувствует то, что недоступно мужчинам. Кого бы ни встретила эта девочка, она сбережет себя для Эрфиана. Даже если ей придется ждать вечно. А теперь моему Жрецу нужно облачиться в праздничную мантию. Он не может заставлять гостей и советников ждать.
Нориэль встал и вышел, забрав свой кубок. Царсина жестом подозвала Эрфиана, и он опустился на пол возле подушек, на которых сидела Жрица.
— Моему мужу ты не ответил. Может быть, ответишь мне?
Мысли Царсина читать не умела, но обман чувствовала тонко и приходила в ярость, если ей лгали. Впрочем, Эрфиан не собирался этого делать. Жрица была единственным существом, которому он мог говорить все без утайки. Несколько мгновений они молчали, и первый советник думал о том, что ему не хочется уходить. В последнее время им нечасто удавалось проводить вечера за беседами. Он скучал по ощущению твердой почвы под ногами, которое дарила ему эта женщина, и по ее силе. Дикой, несдержанной силе, такой чуждой его спокойной рассудительной осторожности — и оттого еще более необходимой.
Жрица погладила Эрфиана по волосам.
— Ты не виноват в ее смерти, мой мальчик. — Ее голос был тихим и по-матерински теплым. Ни следа холодной и прекрасной Царсины Воительницы, которая сидела на советах по левую руку от своего Жреца. — Боги решают, когда мы должны покинуть этот мир. Ты хочешь искупить свою вину страданием, но им это искупление не нужно. Я знаю, ты боишься. Но иногда нужно сделать то, что страшит нас больше всего. Эта девочка сильнее тебя. Прими ее помощь.
— Вампиры опаздывают. Светлые эльфы — тоже. Отца нет, советника Элайна нет. Почему я должен приходить так рано? Я мог бы искупаться в озере.
Молодой Анигар принял развязную позу — улегся на левый бок и потянулся за персиками. Царсина привстала и забрала плошку.
— Сядь так, как подобает янтарному Жрецу, Анигар.
— Уж не хочешь ли ты сказать…
Поймав взгляд матери, молодой Жрец вздохнул и сел прямо. Кто-то из советников добродушно рассмеялся, а Деон поднял кубок с синим вином и кивнул Анигару.
— Твое здоровье, мой Жрец. Когда-нибудь ты займешь место отца, и он хочет, чтобы ты бывал на советах как можно чаще.
— Скажи правду, Деон. Маме не нравится, что я провожу слишком много времени с оружием в руках.
— Так ты называешь прогулки по лесу с девушками? — полюбопытствовала Царсина.
Анигар предпринял еще одну попытку дотянуться до персиков.
— Когда я получу обруч первого воина, то смогу делать все, что захочу, — заявил он.
— И времени на эльфиек у тебя будет поменьше, — кивнула Жрица.
Юноша взял персик и разделил его на две половинки. Из пугливого мальчика, закрывавшего ладонями уши всякий раз, когда чьи-то речи ему не нравились, он превратился в воина, получил парные клинки и пурпурный плащ. Девушки находили Анигара красивым, и он отвечал им взаимностью. Чаще, чем следует, отмечала Царсина, и Эрфиан понимал, почему это ее беспокоит: характером молодой Жрец пошел в мать. Еще до того, как остричь волосы в ночь совершеннолетия, он вел себя как бунтарь, а теперь и вовсе одичал. Жрица могла успокоить его — но не изменить. Такой же успешной оказалась бы война с отражением в зеркале.
— Дались тебе эти эльфийки, мама, — буркнул Анигар. — Какая разница, чем я занимаюсь после захода солнца? Когда я стану Жрецом, у меня не будет ни одной спокойной минуты. Позволь мне насладиться жизнью.
— Для того, чтобы стать Жрецом, тебе нужно обзавестись Жрицей, — напомнила Царсина.
— Велика беда. — Он прожевал остатки персика и бросил косточку на блюдо. — Энлиль сменит гнев на милость и увидит во мне будущего мужа.
Энлиль, сидевшая по правую руку от Эрфиана, поджала губы. Ее плечи покрывала темно-синяя мантия, а волосы были заплетены в украшенную лентами и нитями жемчуга прическу. Аллаат колдовала над лицом молодой Жрицы целую вечность, но даже нежно-розовые румяна не могли скрыть ее бледность. Эрфиан не раз спрашивал у девушки, хорошо ли она себя чувствует, но в ответ слышал одно и то же: “Все хорошо, первый советник”. Среди Жрецов и их приближенных только Энлиль не называла его по имени.
Когда-то он рассказывал ей сказки, качал в колыбели и держал на руках, но сегодня сестра Наамана боялась первого советника смертным страхом, и о причине такого отношения не догадывалась даже Царсина. Между тем, молодая Жрица выросла красавицей — хороша даже по меркам эльфов с янтарными глазами. Холодной красавицей со взглядом, обещавшим всю страсть в двух мирах, и запертым на семь замков сердцем.
— Лучше последи за тем, чтобы твои эльфийки не забывали пить лесной чай, братец, — обронила она.