Обретенная (СИ)

Я сама протянув руку, погладила расстроенного доктора по руке.

Он, с тяжелым вздохом, снова лизнув меня в скулу, стал крепить прибор к голове.

«Обучение», — уверенно решила я. Больно, но необходимо и мне и им.

Врач, закрепив все, со страданием на лице, протянул мне прозрачно-упругую пластинку. Послушно открыла рот и сжала зубами капу. Значит будет ОЧЕНЬ больно.

Доктор нажал тумблер. Голова взорвалась запредельной болью.

Это продолжалось невыносимо долго. Наконец, пытка внезапно закончилась. Я почувствовала, как руки бережно приподнимают меня в сидячее положение, вынимая капу изо рта. Послушно выплюнула ее. На губы лег прохладный кубик. Спасибо, доктор! Сейчас боль уйдет!

Мягкой, влажной губкой он осторожно вытер лицо.

Я, с усилием, открыла глаза.

Врач, левой рукой держа меня на весу, как пушинку, другой прижимал емкость с жидкостью к губам:

— Выпей, ребенок. Боль сразу уйдет.

Выпила холодную горечь. Я — женщина незлопамятная. Потому, послушная. К тому же, врач ничего плохого мне не делал.

— Я вас понимаю.

— Да, малыш, — странный доктор снова лизнул меня в скулу.

— Почему вы называете меня ребенком?

— Потому, что ты ребенок. У нас совершеннолетие наступает после двухсот двадцати лет. Тебе сколько было до трансформации?

— Пятьдесят три. А, что за трансформация?

— Сейчас все объясню. Тот, кто тебя целовал, там… в Запретном мире… помнишь? Он — лучший боец Империи. А ты — его илаи, единственная во Вселенной. Когда мужчина нашей расы встречается со своей единственной, он не может контролировать себя. За него действуют инстинкты. До случая с тобой, еще никогда илаи не становились для карианина женщины других рас. Он связал себя с тобой. Ты его супруга. И разделила с ним длину жизни. Теперь она у тебя несколько тысяч лет. Но во время слияния он просто разломал и разорвал тебя на части. Мы успели найти вас и спасти тебя. Но ты начала трансформироваться. Я не очень хорошо помню, как ты выглядела. Поэтому не могу сказать, насколько ты изменилась. Хочешь на себя посмотреть?

Я нерешительно кивнула. Осталось выяснить еще один вопрос:

— Простите. Я вас не оскорблю, если спрошу, зачем вы меня в скулу облизывали?

Врач удивился.

— А как еще успокоить испуганного ребенка. Моя племянница, до сих пор, когда пугается, успокаивается, только когда взрослые родственники начинают гладить руки, и вылизывать скулу. А… у тебя на планете не так?

Я смутилась:

— У нас испуганного ребенка обнимают и укачивают. Иногда берут на руки. Целуют в висок, ласково разговаривают.

Врач заинтересованно внимал моему рассказу.

— Надо же! У нас поцелуй возможен только после брака, или при встрече илаи. И обнять можно тоже только по этим причинам. А на руки взять… на это самочка соглашается только с тем, к кому она чувствует огромное доверие! А у вас все так просто! Ну как, смотреть на себя будешь?

Я активно закивала.

Врач осторожно, словно я снежинка, помог мне встать на ноги, которые предательски подрагивали. На мне была огромная белая рубаха, с засученными рукавами, длиной ниже колена, у горловины скрепленная скобками.

А мое тело! Уй-ей-ей! Мое тело было покрыто белыми тонкими шрамами, словно шкурка у зебры.

Врач заметил, как я с испугом разглядываю себя.

— Я сделал все что мог. — смущенно посмотрел он на меня. — Но ты была просто порвана на куски. Я боролся за твою жизнь. Поэтому очень мало времени уделил дотошному соединению тканей на клеточном уровне. А потом уже невозможно было ничего исправить. Прости меня, детеныш, — он виновато лизнул меня в висок.

— Ничего. Все нормально. Вы меня простите. Я не ожидала, что так меня разделают. Где можно на себя посмотреть?

Врач вывел меня из небольшого бокса, где я находилась, в очень большую комнату, сплошь занятую различными устрашающими установками и приборами. Подвел к почти земному зеркалу.

Мдя… Вот уж точно. Не знаешь, плакать от радости или горя!

На меня смотрела я, шестнадцати лет отроду. Сильно похудевшая. Разлинованная тонкими, ярко-белыми росчерками шрамов, выделяющимися на моей, смуглой от природы, коже.

За моей спиной, сочувствующей скалой стоял мой спаситель. Друг, который старается мне помочь.

— Я сейчас отведу тебя в ванную. Не испугаешься остаться одна в душе? — с сомнением спросил временный опекун.

— Нет, — не очень уверенно ответила я.

— Хорошо! Умничка! Смелый малыш! Пока ты моешься, я принесу тебе нормальную одежду. У нас был комплект запасной одежды для спасенных детей. Идем, — врач провел меня к двери в другом конце лаборатории.

Подтолкнул. Дверь открылась, автоматически включился свет.

— Вот тут я положил полотенца. Вот мой халат. Стерилизованный. Вымоешься, закутайся, чтобы не простыть. Я принесу комбинезон, переоденешься, и пойдем, поедим. Согласна?

— Да.

— Да, забыл представиться. Зови меня доктор Рич.

Рич исчез за дверью, а я с наслаждением встала под очень теплые струи душа. Как хорошо помыться! Я обожаю воду! По-моему, многих можно лечить купанием, и это — на полном серьезе.