Обрез (сборник)

Именно Аркадий Гайдар стал создателем советского мальчишеского дискурса. Или даже больше – пионерского пиджина. Благодаря ему дети новой страны обрели нормативный язык – «пиджин-гайдар», на котором коммуницировали в художественных мирах (вплоть до развала Союза).

Благодаря Гайдару обрели свои голоса герои Носова, Драгунского, киноперсонажи «Приключений Электроника» («вокальные партии» озвучивала грубоватым голосом подростка Елена Камбурова) и «Гостьи из будущего».

Ныне уже не встретить носителей «пиджин-гайдара». Последние отголоски этого ныне мертвого языка можно, пожалуй, услышать в юмористических киновыродках «Ералаша» – маленькие паяцы с осколками гайдаровских интонаций, играющие вымороченную бездарную драматургию, так же нелепы, как казахи, говорящие на латыни.

Нужно признать, нового детского языка в ближайшее время не предвидится, ибо не предвидится нового Аркадия Гайдара.

Да и старый Гайдар вдруг оказался никому не нужен. Наступили новые времена.

5

В романе Виктора Пелевина «Жизнь насекомых» (1993) присутствует ернический псевдо-структуралистский обзор творчества Гайдара: «Полет над гнездом врага. К пятидесятилетию со дня окукливания Аркадия Гайдара» Всуеслава Сирицына и Семена Клопченко-Конопляных, авторов альманаха «Треугольный хуй»:

«Прочесть его (Гайдара), в сущности, некому: взрослые не станут, а дети ничего не заметят, как англичане не замечают, что читают по-английски»…

Этот, в общем-то не лишенный симпатии к Гайдару, очерк четко отразил восприятие писателя постсоветским литературным сообществом.

В качестве потешного парадокса в обзоре постулировалась основная тема гайдаровского наследия:

«Кстати сказать, тема ребенка-убийцы – одна из главных у Гайдара. Вспомним хотя бы “Школу” и тот как бы звучащий на всех ее страницах выстрел из маузера в лесу, вокруг которого крутится все остальное повествование. Но нигде эта нота не звучит так отчетливо, как в “Судьбе барабанщика”. ‹…› В этом смысле Сережа Щербачов – так зовут маленького барабанщика – без всяких усилий достигает того состояния духа, о котором безнадежно мечтал Родион Раскольников…»

«Вечный ребенок» Гайдар (тот же Маршак говорил о Гайдаре: «Он был жизнерадостен и прямодушен, как ребенок») от книги к книге воспевал малолетнего убийцу. На гайдаровских «кровавых мальчиках» выросло три поколения.

«Сережа абсолютно аморален, и это неудивительно, потому что любая мораль или то, что ее заменяет, во всех культурах вносится в детскую душу с помощью особого леденца, выработанного из красоты. На месте пошловатого фашистского государства “Судьбы барабанщика” Сережины голубые глаза видят бескрайний романтический простор…»

Оставим на совести насекомых характеристику СССР как «пошловатого фашистского государства». В конце концов, не стоит забывать, что перед нами очерк из альманаха «Треугольный хуй».

Гайдар действительно был дидактическим «суперфосфатом», идеологическим опиумом советского Храма, благодаря которому тысячи школьников просыпались утром счастливыми от мысли, что родились в СССР.

Примечательно другое: небрежно сплюнутый авторами «леденец из красоты» (понимай: поэтика) и есть тот самый важный, единственный предмет, исследованием которого (рассасыванием, вкусовым анализом, разложением на ингредиенты – да чем угодно!) призвано заниматься литературоведение.

Но не «чарующие безупречные описания детства» интересуют Всуеслава Сирицына и Семена Клопченко-Конопляных. Они задаются вопросом:

«Зачем бритый наголо мужчина в гимнастерке и папахе на ста страницах убеждает кого-то, что мир прекрасен, а убийство, совершенное ребенком, – никакой не грех, потому что дети безгрешны в силу своей природы?»

Задаются, призывая «отбросить фрейдистские реминисценции», и сами же отвечают в пошловатом психоаналитическом ключе: