Обряд на крови

— Нет, Аким! Не надо! — тотчас среагировав, вскинулся брэк. — Убери свою острожку и отойди в сторону. Отойди, я сказал. Давай-давай, быстренько. Я же обещал, что будет все по-честному. Значит, так и будет. Давай сюда ко мне. Давай, становись рядышком.

Низкорослый кривоногий коротышка в свалявшейся бесформенной ондатровой шапчонке и потертой фуфайке, судя по смуглому сплюснутому, как блин, лицу — местный абориген, вылез на свет и, сделав широкий полукруг, подкатил бочком к своему напарнику и, скорчив нарочито страшную рожу, нервно затоптался на месте, шмыгая носом и перекладывая из руки в руку трезубую острогу без древка.

— Вот теперь поговорим ладком, — сказал брэк. — Хотя, в принципе, и говорить-то нам, в общем, не о чем. — Вытащил из кармана и бросил на снег рядом с карабином Назарова аккумуляторы от портативок и сотиков и батарейки от диктофона. — Все? Теперь в расчете?

— Ну это еще, как поглядеть, — процедил сквозь зубы Кудряшов. — Думаю, до полного расчета нам еще оч-чень далеко…

— Да ладно, паря, не парься, — беззлобно, с улыбочкой оборвал его брэк. — Мы здесь не по вашей части.

— Это еще, — произнес Борис и вдруг, охнув, схватился рукой за грудь и, подломив ноги, грузно осел на снег. Пошатался и, простонав, кулем завалился на бок.

Андрей

— Попробуй еще раз, — продолжил настаивать на своем Мостовой.

— Да все это без толку, — набычился Назаров.

— Попробуй, тебе говорю. Еще раз вытащи и опять засунь… А, может быть, еще раз как следует зачистить?

— Да бесполезно это все. Тут пробуй не пробуй — один черт не выгорит… Похоже, ты их капитально заморозил, — проворчал Назаров, но все-таки снова вынул из портативной рации аккумуляторную батарею и принялся колупать контакты кончиком ножа.

— Да не мог я их заморозить! Сколько раз тебе талдычить? — вспылил Андрей. — Что ты тут из меня идиота делаешь? — Но, перехватив недобро полыхнувший исподлобья взгляд Назарова, поспешил исправиться: — Извини. Сорвался. Но ты же и сам подумай… Как бы я их заморозил, если они все время у меня в кармане болтались, во внутреннем? Да никак не мог. Да нереально это… Ну, не веришь, давай ее на огне осторожненько погреем? Даже если почти до нуля села, на один короткий сеанс все равно должно хватить.

— Хорошо, — сказал Назаров. — Попробую. — Иди, посмотри, как там Боря. Я тут сам и без тебя управлюсь.

Андрей вскочил на ноги. Подошел к лежащему на лапнике, находящемуся в забытьи тяжелораненому Кудряшову. Присел на корточки рядом с Семенычем, добровольно взявшим на себя и добросовестно исполняющим роль сиделки:

— Ну, как он тут?

— Да, видать, худо дело, Андрюша. Вишь, какой мучной-то стал? Совсем белый. Ни кровиночки, — тихо, шепотом отозвался старик. — И губы совсем синюшные. Сейчас притих вроде, а давеча пена кровавая со рта бежала.

— Наверно, у него легкое пробито? Хорошо еще, что сквозное ранение. Пуля навылет прошла.

— Ой, и не знаю, хорошо ли, худо, — с тяжелым вздохом выразил свои сомнения Семеныч и бережно вытер мокрой тряпкой выступившие на лице Кудряшова бусинки пота. — Долго ли он в такой лихоманке протянет?

— А как сама рана? Сильно кровит еще?

— Навроде поменьше стала… У него же еще и рука порепана…

— Я знаю, Иван Семеныч. Я же видел.

— Но там не шибко страшно. Я поглядел — закорилась уже.

Мостовой поднял с лежанки руку раненого. Она была очень холодной — ледяной. С трудом нащупал пульс и нахмурился — едва различим, совсем слабый, неровный и прерывистый.

— Так что там у вас с ихней рацией? — спросил Семеныч. — Никак не наладите?

— Пока, к сожалению, ничего не выходит. Что-то с батарейками.

— А по телефону?

— Не берет, не ловит совсем. Вообще связи нет. Да это и неудивительно. Тут же на сто верст в округе — ни одной вышки. Ладно, бать, ты тут смотри за ним, а я пойду нашего часового проведаю, — сказал Андрей и, отойдя на край поляны, тихо позвал: — Аким?

— Да, — моментально донесся из кустов голос ульчи. — Я тут, Андрей. Никого нет пока. Не лезут, не палят больше.

— Хорошо. Похоже, они нас в покое пока оставили. — «Оставили или оставил? — подумалось. — Может, действительно Санек с собой целую шоблу притащил… А это — Санек. Точно. Больше некому». — Ладно, Акимушка, бросай свой пост и иди сюда. Надо быстро носилки сделать. Только не волокушу, а крепкие носилки, понял? Его волочь по земле нельзя. Он тряски такой определенно не выдержит.

— Ага, ага, понял, — заверил Айкин, не продравшись, а каким-то необъяснимым образом, почти беззвучно проскользнув через частый трескучий лещинник. — Я сейчас быстренько сделаю. Только топорик свой возьму и сделаю.

— Держи ремень мой, — сказал Мостовой, взявшись за пряжку.

— Не надо ремень. Зачем ремень? — отказался Айкин. — У меня же в мешке бечевка есть. Крепкая веревка. — Пробежал пару метров и остановившись, опять повернулся лицом к Мостовому: — Спросить хочу. — Замялся.

— Что еще, Аким? Спрашивай быстренько.

— А у этого гада, про которого ты рассказывал… ну, который в Бориса палил… какая обувка?

— Не понял? Зачем тебе это?

— Так, — спрятал глаза Айкин. — На всякий случай. А если увижу…