Обряд перехода

Прибыв на Корабль, мы сдали своих лошадей, быстро прошли дезинфекцию, а затем нас провели в Зал Встречи. На стенах по случаю Конца Года висели украшения, над головой мерцали разноцветные фонарики. Играл оркестр, и Папа, как официальный представитель Совета, приветствовал новых Взрослых. Мне он пожал руку.

Нас встречали многие: там была и моя мать, и мать Джимми с мужем, и его отец с женой. Заметив Джимми, они замахали руками. И еще я увидела мать Ата.

— Встретимся позже, — шепнула я Джимми и, подойдя к матери Ата, сказала: Мне очень жаль, что его с нами нет…

Голос у меня дрогнул. Я не хотела причинить ей боль, но мне было больно самой, слова давались с трудом. Она должна была догадаться, что я хочу сказать… Коснувшись моего плеча, она заплакала и отвернулась. Постояв немного рядом, я подошла к своей матери, и она, улыбнувшись, взяла меня за руку.

— Я рада, что ты вернулась домой, — сказала она и вдруг, совершенно неожиданно, расплакалась тоже.

Подошел Папа, обнял меня и провел рукой у меня над головой.

— Э, Миа, да ты, кажется, подросла! — сказал он весело, и я кивнула в ответ, потому что и сама думала так.

Как это здорово — снова вернуться домой!

ЭПИЛОГ ОБРЯД ПЕРЕХОДА

Слово «зрелость» меня всегда раздражало. Потому, наверное, что его чаще всего употребляют как синоним воспитанности. Ведь если вы что-нибудь делаете, а это кому-то не нравится, то вы, так сказать, не зрелы, пусть даже ваши действия идут всем на пользу. И мне кажется, то, что чаще всего называют зрелостью, на самом деле не что иное, как отстраненность от жизни. Сталкиваясь с жизнью в лоб, вы просто обречены совершать ошибки, это неизбежно: вы будете делать то, чего не хотели бы делать, говорить то, что хотели бы сказать не так, не в силах найти более удачные выражения… Короче, ваш удел — нащупывать дорогу вслепую. Но тем, так называемым зрелым людям, в чьей жизни нет ни единой фальшивой нотки, ни единой, даже самой маленькой, ошибочки, которые никогда не идут на ощупь, мысля и поступая всегда единственно верно, этим людям неведомы ни поражения, ни успехи. Убогая жизнь! Такие люди никогда меня не привлекали, и это еще одна причина, по которой я не могла с уважением относиться к общепринятому эталону зрелости.

Но только после возвращения с Испытания я сумела выработать собственное суждение об этом. По-моему, зрелость — это способность отсортировать крупицы истины из обыденных заблуждений и самообмана, в которых вы выросли. Сегодня, например, нетрудно понять бессмысленность средневековых религиозных войн или что капитализм не есть сам по себе зло; что убивать человека ради так называемой чести чаще всего просто глупо; что в двадцать первом веке национализм уже не уместен; что правильно завязанный галстук весьма слабо соотносится с общественной ценностью… Список можно было бы продолжить. Но зато куда как труднее столь же критически проанализировать безумства своего времени, тем более что вы всю жизнь, сколько себя помните, воспринимали их как должное. И если вы еще не сделали такой попытки, то, кем бы вы ни были, до зрелости вам далеко.

К этому выводу я пришла после Корабельной Ассамблеи, созванной после нашего возвращения с Тинтеры.

Для людей Корабля результат нашего Испытания был просто чудовищным. Тинтера казалась им преддверием ада. Тинтерийцы, вне всякого сомнения, были Бесконтрольно Рождающими (эта мысль не нравится мне даже сейчас), их общество жило за счет рабства, они каким-то преступным путем завладели разведкораблем и собирались использовать его против нас, и, наконец, они убили беспрецедентное количество наших детей. Случайная смерть на Испытании — это одно, а преднамеренное убийство детей грязеедами — другое. Слухи полетели по Кораблю почти сразу же, как мы прибыли домой. Через день после нашего возвращения было созвано заседание Совета, отчет о нем транслировался по всему Кораблю, и для большинства людей действительность оказалась куда хуже, чем даже самые страшные слухи. Присутствуя на Совете и давая показания, я видела, насколько встревожил наш рассказ всех его членов. По вердикту Совета два дня спустя должна была состояться Корабельная Ассамблея — предстояло принять как можно скорее крайне важное решение.

Единственными взрослыми, не присутствовавшими в тот день в Амфитеатре Ассамблеи, были те несколько сотен вахтенных, без которых существование нашего Корабля было бы просто невозможно. Семнадцать прошедших Испытание ребят, мистер Писарро, Джордж Фахонин и члены Совета находились на подиуме, в центре Амфитеатра. В свое время я видела, как на том месте, где я сейчас сидела, разыгрывались театральные действа.

Потребовав внимания Ассамблеи, Папа начал с извинений за то, что праздник Конца Года прерван таким серьезным делом.