Остальные истерически рассмеялись, из их плоти вырывались стебли и ветви, забрызгивая Дальтона кровью, она залила ему глаза, картинка размылась и поплыла, а он пытался проморгаться. Чем больше он старался приглядеться, тем темнее становилось вокруг — сначала все было кроваво–красным, но затем опустилась темнота, в которой их смех доносился до него сериями искаженного эха.
Он проснулся на своей узкой кровати в тесной спальне, намеренно заваленной барахлом. Он вымок от собственного пота и дышал так, будто пробежал полтора километра за четыре минуты. Голова болела: вокруг черепа будто стальная лента сжималась. Через несколько секунд он почувствовал вкус крови, и в голову пришла безумная мысль, что брызги крови перешли из кошмара в реальность, что кровь жертв пятнает его даже теперь, когда он проснулся.
Дальтон выскочил из постели, добрался до мусорного ведра и изверг в него содержимое желудка с такой силой, что заболели мышцы в боку. Его губы оказались распухшими и в крови. Капельки крови испещряли запястья и кисти рук. Он сжал пальцы в кулак так крепко, что задрожала рука, и с задушенным криком впечатал кулак в стену, пробив костяшками штукатурку.
Джесс Трамболл занес монтировку над головой мужчины, и на этот раз никто его не остановил. Он опустил монтировку сверху вниз, как если бы рубил топором дрова. Металлический стержень под крик женщины разбил мужчине череп. Джесс снова ударил, превращая его в месиво. Безжизненные глаза застыли в разбитых глазницах. На третьем ударе он заметил осколки разбитых зубов на липком от крови металле.
Женщина, упав на колени около мертвеца, спрятала лицо в ладонях и безутешно рыдала. Приблизившись, Джесс снова поднял монтировку. Женщина вскинула голову — растрепавшиеся волосы, расширенные от горя и ужаса глаза, тушь потекла от слез так, что лицо будто таяло. Джесс ждал неизбежной мольбы о пощаде. На самом деле, он хотел, чтобы женщина взмолилась о пощаде, чтобы на секунду она поняла, насколько это бессмысленно, как она впустую потратила жизнь, веря не в то, что нужно. Он поднял монтировку повыше и сжал челюсти, намереваясь раскроить ей череп одним ударом.
Женщина сделала глубокий дрожащий вдох и проговорила:
— Ты чудовище. Теперь ты знаешь, не так ли?
Джесс заорал и опустил монтировку…
И неожиданно проснулся.
С колотящимся сердцем он открыл глаза и через секунду узнал свою спальню. Воспоминания сливались со сном. Он пытался отделить реальность от фантазии. Убил ли он мужчину? А женщину? Или оставил в живых? Нет… он хотел убить мужчину, но Барт остановил его. Во сне Барта не было.
Был ли сон видением, которое показывало, что было бы, если б он напал на прохожих в одиночку? Или просто подсознание решило сыграть с ним шутку? Джесс хотел сбросить простыню и заметил, что она разрезана в нескольких местах, будто кто–то прошелся по ней канцелярским ножом. Когда он встал, пульсирующая головная боль накатила так, что он покачнулся, и пришлось схватиться за спинку кровати, чтобы не упасть.
Попав вчера домой, он, с небольшой помощью Барта и Кейта, уговорил ящик пива. Это могло бы объяснить, почему большая часть ночи прошла как в тумане, а так же странные сны и утреннее похмелье. Неужели отец чувствует себя так каждый день всю жизнь? Ковыляя к ванной, Джесс нащупал на лбу две шишки. Он не помнил, чтобы бился головой. Может, он вырубился, и Барт с Кейтом дали ему распробовать собственное оружие за то, что он напугал их до усрачки?
Если они что–то с ним делали, пока он был без сознания, Джесс поломает им руки, а потом сунет башкой сквозь ближайшую кирпичную стену. В любом случае, они трупы.
Ким Джейкобс пришла в себя, постепенно осознавая боль во всем теле, а в мыслях тем временем мелькали короткие обрывки недавних воспоминаний: как она задержалась на работе, чтобы доделать финансовую отчетность; как вышла из супермаркета, купив продукты к ужину; спущенная шина; попытки заменить шину; высокий мужчина из фургона, который никак не хотел уходить. А потом она разом все вспомнила: нападение на улице, как ее стукнули головой о бок собственной машины, как она оказалась в фургоне с обмотанными скотчем ногами…
Еще до того, как Ким смогла открыть глаза, боль в голове пульсировала в такт с сердцебиением. Она предположила, что в результате нападения заработала сотрясение, вероятно, разбила голову. Стянутые вместе запястья горели, и она не могла пошевелить ногами, хотя голые пальцы терлись о тонкое ковровое покрытие. Плечи ныли, будто кто–то пытался выдернуть руки из суставов. Через секунду Ким поняла отчего. Ее подвесили вертикально, и тяжесть всего тела пришлась на связанные над головой руки.