Обрядовая сторона культов Древней Греции

Из вышеприведенных трех компонентов молитвы более важной была санкция, в которой содержалось указание на божий долг и на заслуги молящегося человека. Однако не всегда в молитвах выполнялось требование ссылки на заслуги человека перед богом. Так, в молитве Афине Палладе герой ссылается не на свои заслуги, а, наоборот, на любовь богини, многократно уже проявленную: “Слух преклони, дочь громоносного Зевса! Если когда-либо мне иль отцу моему ты любовно помощь являла в бою – о, теперь возлюби меня, дева [48, там же]!”

Помимо всего вышеперечисленного, о феномене молитвы справедливо будет добавить то, что произношение молитвы богам подчинялись определенной магической последовательности сакральных формул – «магической песни». Древние греки, по мнению д-ра Леманна, «верили в непосредственное влияние произносимой мистической формулы на природу вещей, т.е. признавали, что произносимое слово само по себе обладает способностью и свойством влиять на естественное течения событий» [52, с. 44]. Исходя из этого предположения, сделанного д-ром Леманном, становиться трудно представить, чтобы древние греки, обращаясь с молитвой к богам, не вкладывали в ее содержание магический смысл.

Рождение, брак и смерть в Греции, как и везде, составляли главные вехи в жизни человека. Во время беременности женщины приносили жертвы нимфам. При рождении сына в дверном косяке вешали оливковый венок, при рождении дочери – кусок шерсти, как для хорошего предзнаменования, так и в качестве предостережения для людей, чтобы они не осквернились, войдя в дом, где лежит роженица. На пятый день после рождения ребенка дитя обносилось вокруг домашнего очага. В течение первых шести недель совершались всякого рода церемонии для очищения ребенка и матери.

Рожденный на свет ребенок, по традиции, считался сакральным, связанным с потусторонней стороной жизни. Поэтому новорожденный мог «родиться лишь после получения благоволения всех присутствующих» [47, с. 51]. До этого времени по отношению к новорожденному ребенку все сообщество фратрии налагает запрет, табу, с целью защиты себя от его воздействия, и относится к нему как к чужаку. Чтобы преодолевать это разделение, новорожденный должен был пройти отделение от «среды, в которой прежде находился. Эта среда – его мать» [47, там же]. В этом русле А. Геннеп рассматривал практику отлучения ребенка от матери в первые дни после рождения. Заботу о нем поручали другой, более опытной женщине, причем это не было связано со временем появления у роженицы молока [47, с. 51-52]. Основным обрядом отделения, по мнению А. Геннепа, являлось церемониальное отсечение пуповины у новорожденного с помощью каменного или деревянного ритуального ножа и дальнейшие действия по отношению к оставшемуся кусочку пуповины [47, с. 52].

Немецкий ученый А. Дитерих говорил, что некоторые обряды рождения и последующие ритуалы отделения новорожденного ребенка действительно относятся к сакральным практикам «Земли». А. Дитерих рассматривал обряды, которые были связаны с практиками земли, отмечал, что слово kourotrophos, которое означает «питающая юношами», следует понимать не символически, а буквально. По древним верованиям, земля была изначальным местом обитания ребенка до его появления на свет [47, с. 53]. Исходя из этого, мы наблюдаем совпадение многих обрядов, связанных с рождением и похоронами. И если ребенок умирал до осуществления над ним обряда включения в мир живых, то тело умершего ребенка, не кремируя, закапывали в землю, давая возможность такому ребенку вернуться в его изначальную среду [47, там же]. Все обряды отделения новорожденного были направлены на включение его в сообщество соплеменников.

Древние греки унаследовали и сохранили первобытный обычай «осенять» новорожденных священным огнем, разожженным на домашнем алтаре богини Гестии. Считалось, что священный огонь предков защитит и спасет ребенка от злых духов.

Обряд «осенения» священным огнем заключался в следующем: вокруг новорожденного проносили священный огонь или ставили под ним раскаленную сковороду. Исследователь Р. Грейвс частично в этом обычае находил некоторый отголосок обычая сжигать мальчиков, принося их в жертву вместо царя-жреца и тем самым даровать им бессмертие [46, с. 67].

В институте усыновления или удочерения существовала та же последовательность всех воспроизводимых обрядов, как и при появлении на свет новорожденного. Ритуал усыновления и удочерения (адопция) заключался в том, что женщина ложилась на землю и начинала имитировать родовую агонию, корчась на земле. Затем ей подкладывали ребенка (независимо от его возраста) под подол ее юбки, под которой он выбирался, имитируя так свое новое рождение. Обряд адоптации включал, во – первых совокупность обрядов отделения от патрицианского рода, прежнего культа предков, малой семьи, а во – вторых – совокупность обрядов включения в новый патрицианский родовой клан [47, с. 40].