Прислуга сновала туда-сюда, расстилая скатерть и расставляя оловянные тарелки. На корме было много окон, поэтому кают-компания, залитая светом, выглядела очень уютно. Под окнами стоял длинный рундук, застеленный матрасом. Первый лейтенант Сент-Джон и еще один незнакомый Пруденс человек разместились на нем, занятые оживленной беседой. Огромный восьмиугольный стол был придвинут к скамье, которая шла вдоль степы. Пруденс, имевшая некоторое представление о кораблях, знала, что под ней находится верхняя часть руля. На скамье расположился лейтенант Эллиот. Он не участвовал в общем веселье, его лицо по-прежнему выражало страдание. Вспомнив о том, какая беда настигла лейтенанта, Пруденс вновь испытала прилив жалости к нему.
Сент-Джон заметил Пруденс и тут же вскочил на ноги.
– Ба! Да это же миссис Мэннинг. Рад видеть вас! – Он прильнул губами к ее руке. – Однако я предпочел бы остаться с вами наедине, подальше от свирепых взглядов вашего мужа. – Сент-Джон усмехнулся, обращаясь к Россу: – А знаете ли вы, сэр, что ваша жена – обладательница самых прекрасных зеленых глаз в мире! Как она попала на корабль – остается загадкой. Осмелюсь предположить, что миссис Мэннинг – сирена, которую послали сами боги, чтобы околдовать всех нас!
Пруденс вспыхнула, не находя слов от приятного волнения.
Сент-Джон порылся в кармане своего кителя.
– Вчера вечером я заметил, что на ваших туфлях нет пряжек. Надеюсь, вы окажете мне честь и примете этот скромный дар. Я преподношу его как плату за возможность лицезреть вашу красоту во время плавания. – С этими словами он вытащил пару сверкающих серебряных пряжек тонкой работы и протянул их ей.
Пруденс приняла подарок, не сдержав изумленного вздоха.
– Вы очень добры, лейтенант Сент-Джон.
– Зовите меня просто Эдвин, – ответил он с ослепительной улыбкой. – Не будет ли мне позволено обращаться к вам по имени – Марта?
Пруденс опустила глаза. Она так смутилась, что не могла смотреть в лицо лейтенанту. Никогда еще ей не оказывали столь изысканных знаков внимания. Даже Джеми вел себя менее пылко – по крайней мере вплоть до того дня, как признался в своей любви.
– Разумеется, я разрешаю. Да и как может быть иначе! Могу ли я отказать вам, когда вы так любезны со мной?
Росс, стоявший поблизости, кашлянул.
– Идем к столу, – сказал он холодным, напряженным голосом. – Сейчас начнут разносить блюда.
Сент-Джон предложил руку Пруденс.
– Вы позволите, Марта?
Пруденс взяла его под руку и не стала возражать, когда лейтенант сел рядом с ней. Среди офицеров завязался спор: каждый хотел занять место по другую от нее сторону. Но Росс, быстро усевшись рядом с Пруденс, остановил ухажеров суровым взглядом.
Обед прошел оживленно. Пруденс быстро запомнила имена и чины старших уорент[12] -офицеров: штурмана, командира артиллерийской части, боцмана и старшего интенданта. Здесь был и капитан морской пехоты. Она вежливо кивнула Сликенхэму и поблагодарила его за муслин. Но этот человек ей по-прежнему не нравился. А когда интендант мимоходом упомянул о деньгах, которые Россу пришлось выложить за ткань, Пруденс невзлюбила его еще больше. В Винсли гораздо дешевле стоил самый лучший шелк!
Росс все это время оставался молчаливым и задумчивым, зато Сент-Джон вел светскую беседу, не умолкая пи на минуту, и то и дело восхвалял красоту Пруденс, ее изящество и очарование. Когда обед закончился и офицеры стали расходиться, лейтенант дотронулся до ее руки.
– Подождите, Марта, – взмолился он. – После нашего вчерашнего разговора мне страстно хочется услышать, как вы поете. Иди сюда. – Сент-Джон сделал знак лейтенанту Эллиоту. – Приободрись немного ради этой прелестной леди и настрой-ка свою скрипку.
– Но я знаю только старинные деревенские песни, – нерешительно ответила Пруденс, их после смерти отца ей запрещали петь дома.
Эллиот задумчиво сдвинул брови.
– Вам известна песня «Идем-ка прогуляемся, мадам»?
Пруденс улыбнулась, проигнорировав сердитый взгляд Мэннинга.
– Конечно.
– Но ее надо исполнять дуэтом, – добавил Сент-Джон. – Можно мне спеть с вами?
Пруденс кивнула, и лейтенант махнул рукой Эллиоту, чтобы тот начинал.
Это была изысканная любовная песенка, в виде диалога между страстным поклонником и несговорчивой красавицей – предметом его воздыханий. Пруденс, следуя тексту, старательно изображала кокетку. Сент-Джон тоже вошел в роль: он прижал руку к груди, и в его глазах горел огонь неразделенной любви.
Когда они закончили, публика разразилась аплодисментами и веселым смехом.
– Ваша жена – самая восхитительная женщина из всех, кого я встречал в своей жизни, сэр! – сказал Сент-Джон, поклонившись Россу.
Тот скрипнул зубами.
– Моя жена, сэр, – это моя жена! – Он схватил Пруденс и закрыл ей рот властным поцелуем.
Она прильнула к нему, отвечая на страстные движения его губ. Испуганная и беспомощная, она растворялась в сладостном блаженстве, чувствуя, как пол уходит из-под ног.
– Неужели нам предстоит постоянно наблюдать за проявлением ваших супружеских чувств, мистер Мэннинг?
Пруденс резко обернулась: на пороге стоял капитан Хэкетт и смотрел на них пристально и сурово.