Обручение на чертовом мосту

– Погоди, погоди. Ты что ж, беглая?! Из Лаврентьева деру дала? Ну, моя милушка, это ты зря. По нынешнему времени за такое можно жестоко поплатиться. Самое малое, что в холодную отправят да высекут почем зря. А отчего ты ударилась в бега? Только не вздумай на Адольфа Иваныча жаловаться. Знаю, что строг он, а ведь с вашим братом, вернее, с вашей сестрой и нельзя иначе. Больно уж вы там нежные, в Лаврентьеве, больно уж забаловал вас старый хозяин. Не зря же он Адольфа Иваныча на службу взял. Да и что за беда, коли прикрикнет он на вас? К рукоприкладству он, сколь мне ведомо, не склонен, ни в одной его отчетности нет сведений о наказаниях. Ко́злы, слышно, на конюшне, где раньше ослушников драли, теперь простаивают. Вот попади ты хоть в Макридино или в то же Берсенево, там тебе и впрямь худо пришлось бы. А в Лаврентьеве – нет, в Лаврентьеве истинно рай для крестьянушек.

Ирена смотрела на спасителя во все глаза, онемев от возмущения. Мало того, что он ей слова молвить не давал, – он немедля вообразил совершенно иную историю жизни, к Ирене не имеющую никакого отношения, и с убеждением втолковывал девушке, кто она есть на самом деле. Да это ладно, тут его ошибка понятна: все же она была в одежде крестьянской, легко ошибиться. Но вот то, что он этак восторженно относился к Адольфу Иванычу, вообще в голове у нее не укладывалось. Довольно было одного взгляда, чтобы преисполниться к жестокосердному немчуре величайшего отвращения. Возможно, конечно, что незнакомец его ни разу не видел – в таком случае его заблуждение объяснимо. И Ирена его развеет, как только выберет момент вклиниться в его речь.

Пока что такой возможности не представлялось, потому что спаситель не давал ей слова молвить: знай токовал, как тетерев на токовище, непрестанно восхваляя рачительность и хозяйский догляд Адольфа Иваныча.

Ирена подбирала слова, чтобы разъяснить недоразумение, но спаситель вдруг прервал свои дифирамбы и воскликнул:

– Да что ж мы болтаем-то?

«Мы? – чуть не возопила Ирена. – Мы болтаем?!»

Она не успела издать даже этого короткого восклицания. Спаситель наклонился к ней, схватил, поднял легко, как перышко (и это несмотря на то, что Ирена всегда считала, что ей очень сильно недостает той легкости и эфемерности, какой обладали истинные героини романов… надо бы поменьше на оладьи налегать!), и посадил на спину своего высокого, длинноногого коня, вернее, почти на шею его, как раз перед седлом.

– Так и быть, – сказал он. – Могу себе представить, какого страху ты натерпелась, пробираясь через Чертов мост. Не стану заставлять тебя переживать это снова. Байярд умен, как бес, он легко найдет дорогу и нам поможет перебраться, не замочив ног. Садись поудобнее, вот, плащ подсунь под себя. – Он сунул Ирене какой-то мягкий сверток. – Я доставлю тебя в Лаврентьево, словно барыню. Кинешься в ножки Адольфу Иванычу, будем надеяться, он тебя не слишком крепко станет журить. Я, так и быть, замолвлю за тебя словечко… Оно бы, конечно, не стоило, да уж больно ты хорошенькая, даже в темноте, даже тиной перемазанная.

Спаситель расхохотался и забросил поводья на седло.

– Придержи их, – велел Ирене.

Она взяла поводья дрожащими руками. Нет, не от слабости или еще не изжитого страха дрожали у нее руки. Дрожали они оттого, что человек, только что спасший ей жизнь, готов с радостью предать ее на новые муки. Бессмысленно открывать ему жестокость Адольфа Иваныча, который бесчестит деревенских девок и травит собаками мужчин, порет их и доводит до самоубийства. Он не поверит. Бессмысленно рассказывать ему и свою историю. Он просто расхохочется в лицо Ирене. Ну что ж, когда так…

Ирена оперлась о твердую шею Байярда и перенесла тело в седло. Нашарила стремя правой ногой, а левую с силой занесла через его спину, чтобы сесть удобней, по-мужски. Спаситель испуганно отпрянул – и вовремя, иначе Ирена непременно заехала бы ему ногой по лбу. Честно сказать, возникло, возникло у нее такое желание, и она даже пожалела, что исполнить его не удалось. Что же, что показывала она себя при этом особой истинно неблагодарной? Может быть, крепкий удар несколько просветлил бы разум у «архангела Михаила» и приучил бы его не только токовать, взирая на мир с завязанными розовой тряпицею глазами, но и смотреть на людей да слушать их внимательней!

– Не поминайте лихом, сударь! – крикнула Ирена, подавляя странное ощущение потери, которое вдруг овладело ею. Да ладно, что за чепуха лезет в голову!

Она попыталась нашарить стремя левой ногой. Нет, не достать… ну да ладно, потом она остановится и приладит стремена по своему росту. Ударила коня пятками под ребра и взвизгнула пронзительно:

– Ай-й-й-йя!

Брат ее перенял эту манеру от своего приятеля-калмыка, а Ирена – от него. От такого визга любой конь на мгновение шалел и терял всякое соображение, поэтому, получив добрый удар пятками или укол шпорами, знал одно: нестись со всех копыт сломя голову, куда направляет его всадник.