Обручение на море

— Я думала о закладе, — попыталась пояснить она. — Дом, конечно, скромный и не представляет большой ценности. Но небольшой ремонт крыши не будет стоить дороже, чем сам дом. А что касается мостовой, то моя мама не может отвечать за ее состояние.

— Дом уже заложен, принцесса. В последние годы ваша матушка постоянно нуждалась в займе. Мы дошли до определенных границ в кредитовании, так что больше денег дать не можем. Вот если бы мы видели, что у вас имеются достаточные доходы — тогда дело выглядело бы совсем по-иному.

— Тогда бы нам не нужны были ваши займы, — холодно ответила Катарина и повернулась, чтобы уйти.

— Минуточку, принцесса, — окликнул ее служащий.

— Что?

— Я бы посоветовал вам обратиться в муниципалитет. Вам могли бы, по крайней мере, дать отсрочку от уплаты за мощение улицы. Ведь это была бы какая-то помощь для вас, или я не прав?

Катарина поблагодарила и ушла. Она и вправду нашла в строительном муниципальном ведомстве начальника, который отнесся к ней с пониманием. Он хотя и не мог совсем освободить их семью от уплаты, но отсрочку гарантировал.

Как ни странно, мать совершенно не обрадовала хорошая весть, которую принесла ей дочь.

— Мне абсолютно не нравится, что мы вынуждены просить у властей милостыню, — сказала принцесса Элизабет. — К тому же все равно остается дырявая крыша.

— Большего я для тебя сделать пока не могу, мама, — грустно сказала Катарина. — Как я и обещала, ты получишь деньги, что мне заплатят за работу на каникулах. Но я никогда, слышишь, никогда не выйду замуж за человека, если не полюблю его. Каким бы богатым он не был и какую бы длинную родословную не имел.

Но когда наконец настал грустный момент прощания с матерью, чтобы первого августа появиться в пароходной компании для пробного круиза, Катарина вдруг ощутила какое-то смутное радостное предчувствие.

* * *

Итак, она приступила к работе в недельном круизе по странам Балтийского моря. Предстояло зайти в Копенгаген, Осло, Стокгольм и Хельсинки. При иных обстоятельствах Катарина была бы безумно рада такой поездке, ведь она до сих пор практически ни разу не выезжала за пределы Германии. Но сейчас все было по-другому. Ее угнетала мысль о тяжелом финансовом положении матери. Кроме того, она боялась не справиться, оказаться не соответствующей их требованиям.

В этом отношении, однако, ее опасения были напрасны. В основном, ее использовали в качестве горничной, причем для нее не осталось незамеченным, как испытующе порой присматривался к ее работе старший стюард. Но она оказалась ловкой и скорой на руку, угадывала даже самые пустяковые желания пассажиров, держась при этом вежливо и приветливо и соблюдая требуемую сдержанность и скромность.

Когда судно заходило в порт, Катарина сопровождала группу в городе. Ее прикрепили к более опытному экскурсоводу, которая давала ей советы и всячески наставляла. Хорошее знание языков вскоре сослужило Катарине добрую службу. Другие горничные стали все чаще прибегать к ее помощи, когда испытывали трудности в общении с туристами.

Публика на судне подобралась самая разношерстная. Основную массу составляли те, кто оплатил полную дорогу: эти числились в регистрационной книге у Катарины. Но были и такие гости, которые проделывали лишь часть пути.

Погода стояла чудесная, лучше и пожелать было трудно. Сияющий голубой небосвод над таким же голубым, ослепительно сверкающим морем, распростершимся гладким зеркалом до самого горизонта. Иногда у Катарины выдавались свободные полчасика, чтобы выйти на палубу, посидеть в шезлонге, поглазеть на чаек, преданно сопровождающих судно. Ах, как красиво было вокруг!

Светило солнце, и прохладный бриз легко обтекал корпус белоснежного лайнера. Пахло морской водой и водорослями. Проводя языком по губам, Катарина ощущала соленый привкус. Время от времени мимо проходили встречные корабли.

Однако такие свободные минуты выпадали довольно редко. В основном весь день Катарины был заполнен тяжелым трудом. Закуски к завтраку для первой смены должны были быть готовы задолго до семи утра. Когда в девять заканчивался завтрак второй смены, наступала пора накрывать столы для второго завтрака, затем готовить их к обеду. Во время полдника, ближе к пяти часам, пили чай.

Последнее чревоугодничество обычно затягивалось до восьми вечера и даже дольше. Однако на этом рабочий день чаще всего не заканчивался. У некоторых отдыхающих вошло в привычку собираться на так называемый полуночный суп. Как можно столько есть? Катарина могла лишь поражаться их аппетиту, с грустью вспоминая свой скудный завтрак в студенческой комнате в далеком Киле.