Обручённая

— Вот мой отец, — нетерпеливо начала девушка. — Кто может и кто смеет обвинять его в предательстве? Вот он, Уилкин Флэммок, сын Дитерика, коробейника из Антверпена. Пусть его открыто обвинят те, кто клевещет на него за его спиной!

— Говорите, отец Альдрованд, — сказала леди Эвелина. — В отправлении правосудия мы неопытны, и в недобрый час легла на нас эта обязанность, но мы выслушаем вас и с помощью Господа и Пресвятой Девы постараемся рассудить в меру нашего разумения.

— Уилкин Флэммок, — сказал монах, — не посмеет отрицать, что торговался о сдаче замка, ибо я слышал это собственными ушами.

— Убей его, отец! — крикнула негодующая Роза. — Убей этого ряженого! Если нельзя бить по монашескому одеянию, то можно по его стальным доспехам! Убей его или докажи, что он гнусно лжет!

— Успокойся, Розхен, ты вне себя, — сердито сказал отец. — Монах глуп, но тем не менее прав. Жаль, что его уши оказались там, где им быть не следовало.

Услышав, что отец напрямик признается в измене, на которую она считала его неспособным, Роза переменилась в лице, отпустила его руку и обратила на леди Эвелину лицо мертвенной бледности с глазами, готовыми вылезти из орбит.

Эвелина взглянула на виновного с выражением, в котором кротость и достоинство смешивались с печалью.

— Уилкин, — сказала она, — я ни за что не поверила бы этому. Возможно ли? В самый день гибели твоего благодетеля, так тебе доверявшего, ты мог сноситься с его убийцами, задумать сдачу замка и обмануть его доверие? Но не стану укорять тебя. Я лишаю тебя полномочий, которых ты оказался столь недостоин, и прикажу заточить в западную башню и держать там, пока Господь не пошлет нам помощь; быть может, заслуги твоей дочери спасут тебя от дальнейшей кары. Ступай и повинуйся немедленно.

— Да, да! — воскликнула Роза. — Идем, идем! — горячо и быстро говорила она. — Скроемся в самой темной из темниц… Тьма подобает нам больше, чем свет дня.

Монах, видя, что фламандец не спешит повиноваться, подступил к нему с видом, более подобающим его прежнему ремеслу и нынешнему воинственному одеянию, чем его духовному сану. Со словами: «Уилкин Флэммок! Ты арестован за измену твоей госпоже!» — он хотел схватить его, но фламандец отстранил его угрожающим жестом.

— Ты безумен! — сказал он. — Все вы, англичане, в полнолуние словно лишаетесь рассудка. Вы и глупенькую дочь мою заразили своим безумием. Госпожа, ваш высокочтимый отец возложил на меня обязанности, которые я надеюсь выполнить на общее благо. Вы еще не достигли совершеннолетия и потому не можете по своей прихоти отстранить меня от должности. Отец Альдрованд! Монах не облечен правом арестовывать. А ты, Розхен, осуши свои глаза. Ты глупа.

— Да, да! — сказала Роза, утирая глаза и ободряясь. — Глупа, да еще как глупа, если хоть на миг усомнилась в честности моего отца. Верьте ему, милая госпожа! Он мудр, хоть и нерасторопен, и добр, хоть выражается по-простому. А если он окажется предателем, тем хуже для него. Потому что тогда я брошусь со Сторожевой Башни в ров. Если он предаст дочь своего господина, то утратит собственную.

— Вот это уж и впрямь безумие, — сказал озадаченный монах. — Можно ли верить тому, кто сам сознался в предательстве? Ко мне, норманны! Ко мне, англичане! К оружию! Спасайте свою госпожу!

— Побереги голос для проповедей, отец мой! — усмехнулся фламандец. — Или созывай людей по-фламандски, раз умеешь. Ибо те, кто нас сейчас слышит, не откликнутся ни на какой иной язык.

Затем он приблизился к леди Эвелине с искренней или напускной заботливостью и со всей неуклюжей галантностью, на какую был способен. Пожелав ей спокойной ночи и заверив ее, что будет действовать на общее благо, он вышел из часовни. Монах готов был и дальше поносить его, но леди Эвелина, как более разумная, остановила его.

— Я надеюсь, — сказала она, — что этот человек руководствуется благими намерениями.

— Благослови вас Бог за эти слова, госпожа! — пылко поблагодарила Роза, целуя ей руку.

— Если же они, на нашу беду, сомнительны, — продолжала Эвелина, — то не укорами можем мы помочь делу. Отец мой, приглядите за приготовлениями к обороне и не упускайте ничего, что могло бы ее укрепить.

— Не бойся, дорогая дочь моя, — успокоил ее отец Альдрованд. — Есть еще здесь настоящие англичане, и мы скорее перебьем и съедим всех фламандцев, чем сдадим замок.

— Эту пищу будет так же трудно и опасно добыть, как медвежатину, — возразила с горечью Роза, все еще негодуя на обидное и подозрительное отношение монаха к ее соплеменникам.