Обручённая

Каждая из трех сторон замка, защищенных рекой, была под наблюдением большого отряда валлийцев; но им было приказано всего лишь пускать по временам стрелы, и не более того, разве лишь представится особенно благоприятная возможность схватиться с врагом вплотную. Значительно большая часть воинов Гуенуина, состоявшая из трех колонн, наступала по равнине вдоль западной стены замка; здесь они угрожали штурмом крепостным стенам, лишенным естественной защиты, какой была река. Первая из трех грозных колонн целиком состояла из лучников; они рассеялись вдоль стены осажденного замка, укрываясь за каждым кустом и бугорком; натянув тетивы своих луков, они посылали стрелу за стрелой в амбразуры замковых стен, хотя несли больше потерь, чем могли причинять сами, ибо защитники замка, со своих сравнительно безопасных позиций, могли целиться в них более точно. Зато под прикрытием этих лучников два больших отряда валлийцев сделали попытку штурмовать внешние укрепления. У них были топоры, чтобы рубить деревянные частоколы, фашины, чтобы заваливать внешние рвы, факелы, чтобы поджигать все способное гореть, а главное, приставные лестницы, чтобы взбираться на стены.

Они пошли в атаку с бешеной яростью, несмотря на упорное сопротивление осажденных, осыпавших их камнями; штурм длился почти час, но подкрепление более чем восполняло их потери. Вынужденные в конце концов отступить, валлийцы перешли к другой тактике, целью которой было истощить силы противника. Яростно нападая на одну какую-либо, более уязвимую часть стены, они вынуждали осажденных бросаться туда и покидать другие посты; а когда те оказывались недостаточно защищенными, их, в свою очередь, атаковал целый большой отряд.

Таким образом, защитники замка Печальный Дозор уподобились измученному путнику, который отбивается от тучи шершней, а те, едва он стряхнет их с одного места, во множестве устремляются на другое и приводят его в отчаяние своей численностью и наглостью своих атак. Одной из главных целей нападавших были, разумеется, ворота. Туда, как в наиболее уязвимое место, и поспешил отец Альдрованд, который до этого не отлучался со стен и всюду, где позволяли приличия, сам принимал участие в обороне.

Здесь он застал фламандца, который, подобно Аяксу, потемневший от пыли и крови, приводил в движение огромную машину, недавно поставленную по его указаниям, не спуская вместе с тем внимательных глаз со всего другого, за чем требовалось приглядывать.

— Ну как, по-твоему, идут нынче дела? — шепотом спросил его монах.

— К чему тут слова, отец мой? — ответил Флэммок. — Ты не воин, а у меня на разговоры нет времени.

— Ты бы передохнул, — сказал монах, засучивая рукава сутаны. — Я постараюсь подсобить тебе, хотя, помилуй меня, Пресвятая Дева, ничего не смыслю в этих странных штуках и даже названий их не знаю. Но правила моего ордена велят трудиться. Так что я не согрешу, если поверну вот этот ворот и наставлю вот сюда деревянный брусок, окованный сталью; и не уроню своего сана, если теперь (и он сопровождал свои слова действиями) трону вот эту пружину.

Крупный снаряд из баллисты просвистел в воздухе, нацеленный так удачно, что сразил одного из главных валлийских вождей, получавшего в ту минуту распоряжения от самого Гуенуина.

— Вот это прицел! Вот это полет! — кричал монах, не сдерживая своего восторга, и с торжеством назвал специальными терминами и машину, и пущенный ею снаряд.

— Отличная меткость, монах, — заметил Уилкин Флэммок. — Вижу, что ты знаешь больше, чем можно вычитать в твоем требнике.

— Ладно уж! — сказал монах. — Теперь ты убедился, что и я умею обращаться с машиной и что валлийские негодяи немного приуныли. Так скажи, что ты думаешь о нашем положении?

— Думаю, что для такого скверного положения оно, пожалуй, недурно, если можно надеяться, что скоро подоспеет помощь; но люди сделаны не из железа, а из плоти и нас может измучить многочисленность врагов. У нас всего по одному воину на четыре ярда крепостной стены. Насколько же нас меньше, чем их! Негодяи это знают и не дадут нам передышки.

Вновь начавшаяся атака прервала их беседу; и до заката неугомонный противник не давал им вздохнуть. Пугая притворными угрозами нападения то в одном, то в другом месте, а два или три раза и подлинными яростными атаками, он почти не давал осажденным времени передохнуть и подкрепиться. Однако и валлийцы расплачивались за свои дерзкие атаки. Хотя они снова и снова бросались в бой с беспримерной отвагой, к концу дня их атаки стали уже менее решительными. Надо полагать, что из-за сознания понесенных потерь и из боязни того, как они скажутся на боевом духе войска, наступление ночи и затишье в боевых действиях были для Гуенуина не менее желанными, чем для измученного гарнизона замка Печальный Дозор.

И все же в стане валлийцев царило ликование; потери только что миновавшего дня забывались ими, а помнилась лишь блестящая победа, которая предшествовала осаде; павший духом гарнизон мог слышать смех и песни, которыми враги заранее праздновали падение замка.