Обрученная с Розой (другая редакция)

– Но, Филип! – воскликнул один из прибывших ранее воинов. – Этот замок принадлежит Джону Грэю, который отчаянно сражался на стороне Маргариты. Пожалуй, не будет ничего худого, если мы поживимся добром врага.

– Прекрасно сказано, сэр Мэтью, – надвигаясь на говорящего, произнес Филип. – Но слова ваши приличествуют скорее грязному мародеру, чем рыцарю, носящему цепь и шпоры. Вторгнуться среди ночи в жилище женщины и, пользуясь ее беззащитностью, учинить разбой – вполне достойно вашей доблести. Со слабыми воюют только трусливые псы.

Сэр Мэтью с рычанием отшвырнул тюк гобеленов в сторону и обнажил меч.

– Ты ответишь за эти слова, Майсгрейв!

Филип также взялся за оружие.

– Отвечу всем, кто рискнет не подчиниться приказу Ричарда Йоркского и немедленно не покинет замок!

Сверкнули мечи, и воины, прибывшие с Майсгрейвом, встали рядом с рыцарем. Запахло схваткой.

Элизабет не глядя передала сына служанке и сделала несколько шагов вперед. Она не отрываясь глядела на Филипа. С разметавшимися по плечам кудрями, закованный в вороненую сталь, с мечом в руке, он казался ей прекрасным, как архангел Гавриил.

Но кровь не пролилась. То ли сыграло роль напоминание о приказе Йорка, то ли никто не захотел тягаться с таким искусным воином и его людьми. Мэтью, а потом и остальные воины, побросав награбленное, покинули зал.

Тогда Филип вложил меч в ножны и шагнул к Элизабет.

– Можешь быть спокойна. Больше этого не повторится. Я прослышал, что на твой замок собираются напасть, и, кажется, успел вовремя. Теперь все будет хорошо. Герцог благоволит ко мне, и я берусь добыть для тебя охранную грамоту.

Он снова говорил так, будто они расстались только вчера. В сердце Элизабет все перевернулось. Подойдя вплотную к Филипу, она жалобно попросила:

– Не покидай меня, мой Филип. Мне плохо без тебя…

Он несколько мгновений пристально глядел на нее.

– Сейчас я должен уехать. Но я вернусь. Если… Если ты будешь ждать меня.

– Тебя, тебя одного! Всегда. Пока не прервется дыхание…

Тогда он наклонился и осторожно поцеловал ее. И как же она была счастлива! Сейчас, когда минуло так много времени и свершилось столько перемен, у нее все еще сладко замирало сердце, когда она вспоминала те их встречи в течение нескольких долгих месяцев.

Это была греховная любовь, но, растворяясь в ослепительном упоении ласк Филипа, Элизабет забывала обо всем. Она раньше даже не подозревала, что ее тело способно испытывать подобное наслаждение. Супружеские объятия лорда Грэя казались ей теперь примитивными ласками мужлана, грубой плебейской дерюгой, в то время как нежная страсть Филипа Майсгрейва окутывала ее подобно нежному шелку. Сдержанная по своей природе, с Филипом Элизабет будто рождалась заново, и в ее теле расцветала новая, не осознаваемая ранее естественная природа женщины. Это и притягивало, и страшило. Элизабет таила от всех свою любовь и тайком бегала в церковь, стремясь замолить свой столь отрадный грех.

Но вскоре все изменилось. Удача вернулась к Ланкастерам, и Филип Майсгрейв вынужден был удалиться в свои северные владения. В замок возвратился сэр Джон, и все пошло по-старому. А у нее родился второй сын.

Война Роз все продолжалась. В это неспокойное время люди утешали себя, приговаривая: «Все переменится», и все действительно необратимо менялось. Лорд Джон Грэй Гроуби вновь отправился воевать, но на этот раз ненадолго. Ибо фортуна с пренебрежением отвернулась от партии Алой Розы, к власти пришел Эдуард Йорк, и началось то жуткое время, когда на дом Грэев посыпались всяческие невзгоды.

Лорд, жестоко изрубленный в одной из стычек, был доставлен в замок на носилках и теперь медленно умирал от ран, а леди Элизабет с двумя малышами на руках встречала у ворот все новых и новых посланцев короля, которые каждый раз конфисковывали что-нибудь из имущества или земель ее мужа в пользу казны либо подручных Эдуарда.

В это время, словно добрый гений, вновь появился Филип. Теперь он ничем не мог помочь семье Элизабет, ибо сам не получил никаких привилегий за службу Йоркам, но само его присутствие, сияющий любовью взгляд, его бережное отношение к ней ограждали Элизабет от бездны отчаяния.

После двухмесячных мучений лорд Джон скончался. Элизабет уронила несколько слез над его могилой и скоро успокоилась. И, хотя она чувствовала себя чудовищной грешницей, ощущение освобождения, испытанное ею после похорон мужа, было неописуемо. Теперь ничто не могло разлучить ее с Филипом Майсгрейвом, и они решили, что, как только минет срок ее траура, они соединят свои судьбы.

Элизабет казалось, что она ничем не заслужила подобного счастья и достаточно дуновения, чтобы все это развеялось, словно чарующий сон. Только когда рядом оказывался Филип, ее страхи исчезали сами собой. Но Филип часто и подолгу отсутствовал: на границе с Шотландией все еще шла война.

Оставаясь в одиночестве, она вновь томилась предчувствием беды. Подступала, хватала за горло нищета: владения лорда Грэя были почти полностью опустошены. И тогда Элизабет решила, что ей следует обратиться с мольбой о прощении к королю…