Обрученная со смертью (СИ)

Что бы Астон там не говорил и не намеревался мне поведать, моя внутренняя интуиция упрямо нашёптывала обратное, при чём выглядело это весьма странно. Словно что-то во мне «боролось», вынуждая опустить руку (очень-очень медленно, как в заторможенном видеовоспроизведении) и сделать неспешный шаг назад. В то время как другая моя «половина» до сих пор жаждала прикоснуться к тoй штуковине.

— Ты же не хочешь, чтобы через тебя прошёлся заряд, равный нескольким тысячам вольт вашего электрического тока. Если каким-то чудом тебя им и не убьёт, то, сильно сомневаюсь, на счёт полной сохранности твоей интеллектуальной жизнедеятельности.

Что ж, согласна, аргумент крайне убедительный. Но если это не эклектический ток, тогда что? И почему он должен меня убить? Правда вслух по этому поводу я так ничего и не сказала, зато у меня появилась причина обернуться и взглянуть на Астона при ярком освещении полуденного солнца. Правда, последнeе не осoбо-то и вышло. Он стоял где-то в четырёх метрах под сенью нижних ветвей ближайшего ко мне дерева, и молодая, но уже достаточно густая листва лесного бука укрывала защитной вуалью живой тени и его лицо, и, как минимум, треть верхней части тела мужчины.

Надо отметить, что в этот раз он решил приодеться в целый костюм, то есть, не в одни брюки и рубашку, но и в пиджак. По цвету и фасону он походил на тот комплект, в котором я впервые его встретила возле нашего медучилища, хотя отличия всё-таки имелись и в оттенке, и в некоторых деталях общего кроя. Плюс очки от солнца более крупные, чем в прошлый раз, почти полностью скрывавшие чувствительные глаза от беспощадных лучей дневного светила (надеюсь, нашей галактической звезды, а не какой-нибудь мне неизвестной, например, Цессеры).

Внешность Найджела в подобном облачении, как всегда отражала безупречный образ его мужской породы во всех понятиях и смыслах, граничащей с манерным изыском прирождённого аристократа в энном поколении (в его случае даже страшно представить в каком вообще). Думаю, любой, глянув на него впервые мог ошибочно принять его за чистоплотного неженку и белоручку (один оттенок его уязвимой к солнцу кожи чего только стоил). Не удивлюсь, если при прогулках по Земле среди безоблачнoго дня он не снимал перчаток даже летом. Хотя, едва ли они могли испортить весь его презентабельный облик и утончённый вкус к мужским вещам. Скорее наоборот, еще бы больше подчеркнули экзотическую внешность породистого красавца, заставляя сердца встречных девушек и прочих всевозрастных дам биться более учащённо и надрывней. Если я сама, только-только взглянув на него (а до этого услышав пробирающий до поджилок до боли знакомый баритон) начинала испытывать удушающую волну хлынувшего к голове и прочим участкам тела обжигающего изнутри жара, что уже говорить про остальных его жертв. При чём я была уверена на все сто, что никаких чувств, отдалённо напоминающих первые позывные девчачьей влюблённости, я не испытывала к нему никоим образом. И это при подскочившем давлении, сбившемся дыхании и прочем полном наборе через чур волнительных эмоций и ощущений.

— И ты решил мне сказать об этом именно сейчас? — не то, чтобы я на него за это разозлилась, но ведь, согласитесь, о таких вещах стоит предупреждать сразу же и заранее, а не тянуть до подобного момента. Тем более если они угрожали моей жизни. А если бы он не успел?

— Я тебе всегда говорил, что разгуливать по Палатиуму и за его стенами без соответствующего присмотра, для тебя — нe лучший вариант времяпрепровождения. Но ты с завидным упрямством продолжаешь делать всё по — своему.

— И поэтому ты ждал подходящего момента, чтобы продемонстрировать возможные последствия моего непослушания нагляднo, пока я не вступила в какую-нибудь невидимую ловушку и не свернула шею, гуляя по подземелью замка?

Даже не знаю, что было самым неприятным в этой беседе: узнавать, что выхода отсюда для меня не предвиделось никак, нигде и изначально или же смотреть в эти минуты в отмороженное атараксией лицо стона, которому, как оказалось, было абсолютно начихать на мою безопасность. Если, конечно, он не следил за мной каждую секунду и мог появится рядом, когда того требовала схожая с данным случаем ситуация.

— Как я тебе уже говорил раньше, в мои привилегии не входит что-либо тебе разъяснять и рассказывать. Я и без того перешёл все границы наших тысячелетних правил, поддавшись чисто человеческой слабости, но ты всё так же далека от понимания того, что тут происхoдит и для чего ты здесь на самом деле.

— Для того, чтобы ты время от времени припадал к моей шее и лечил моей кровью свои солнечные ожоги? — в общем обида во мне с каждой пройденной секундой разрасталась всё больше и отвратнее. Не нравилось мне такое чувствовать и уж тем более слышать из уст мужчины (в стопятсотый раз) для чего я ему тут понадобилась, и кто я вообще такая по их инопланетному разумению.