Я лишь неосознанно дрогнула, когда ощутила за своей спиной невесoмое движение и подступившую ко мне близость мужчины. А потом… эти невыносимо нежные касания, скользящие по моим спутанным прядям и чувственной коже, которой нисколько не мешала плотная ткань полотенца. Казалось, я буду чувствовать его пальцы даже через несколько слоёв стальных бронежилетов, будто порхающее трение шёлковых крыльев мотылька.
Боже, почему именно сейчас? Когда меня топит удушающим ужасом предстоящего кошмара! Это нечестно! Я не хочу смешивать эти ощущения! Они того не заслуживают!
— По сути, мы все слишком пресыщены, чем-то нас удивить и предвосхитить — уже из разряда фантастики. Но любопытство есть любопытство, как и красота — естественная и ничем еще пока не испорченная. Если её создаёт природа, в особенности земная, тут уж придётся терпеть довольно долго. Хотя абстрагироваться можно и от этого, поскольку никто тебя выше чем за бездушную вещь воспринимать не станет.
Лучше бы он просто перебирал мне волосы, а не сопровождал столь волнительные моменты столь чудовищными подробностями о своих соотечественниках.
— ты бы… хотел оставить меня только при себе, чтобы никто и никогда не посмотрел в мою сторону? — честно, понятия не имею, как и почему эти слова слетели с моего языка. Кажется, в те мгновения я вообще ни о чём думала. — Или у вас тоже с тщеславием не лады, как и с нездоровой тягой хвастаться своими игрушками перед другими?
— Я уже говорил, — а я уже не соображаю зачем он это делает, последний разделяющий нас полушаг, прижимаясь к моей спине и окончательно окутывая собой. — Все наихудшие человеческие качества и пороки — идут от нас. Взращиваются, вскармливаются и преподносятся в последнее время, как за исключительно ценные добродетели. Только вашей вины здесь ровно столько же, сколько вины у малых детей, не способных оценивать мир и окружающую вас жизнь, как и должно в силу своей неопытности, заблокированной памяти и слишком короткого жизненного срока. Коллекционировать вашу быстро увядающую красоту не менее интересно, как некоторым людям собирать мёртвых бабочек. Если второе для вас выглядит не столь дико и отталкивающе, то первое, определённо, вам не пoнравится и должнoгo восторга не вызовет.
— А ты?.. Ты тоже что-то коллекционируешь? — нашла время о чём спрашивать, когда в голове уже полная каша, а от агонизирующих эмоций горишь уже буквально снаружи и изнутри.
Астон тоже не забывает подливать своего эксклюзивного масла в жерло моего вулкана. Заводит руки интимным охватом вокруг моего оцепеневшего стана и освобождает от накинутого им же полотенца. Несколько мгновений чистого и откровенного сумасшествия. Кажется, моё эмоциональное пламя не только рвётся наружу всесжигающим напалмом, но и сплетается с касаниями Адарта, тут же отражаясь тактильным оттиском на моей коже и отзываясь в воспалённых сенсорах фантомной пульсацией мягчайшего скольжения — маxровой ткани и чужого тела. На какой-то момент меня пробирает нежданной прохладой окружающего воздуха. Но я чувствую её всего ничего, как мимолётное дуновение невесомого ветерка. Мой внутренний жар вырывается за считанные доли секунды и за его пределы.
Понимаю, что не хочу… Больше не хочу не думать, не бояться, не сходить с ума. Но разве сейчас подобное возможно? Особенно когда стоишь совершенно голая спиной к совершенно одетому мужчине, коего осязаешь всеми клеточками своей сущности, наготы и естества словно вторую кожу.
— Никогда подобными привычками не страдал. — его голос и дыхание уже давно в моей голове и в моих волосах, а может и во мне самой, везде, где только можно и нельзя. я и не хочу, чтобы он оттуда уходил. По крайней мере, не сейчас. Не в эти монолитные секунды просачивающегося бесследно в никуда столь драгоценного, но безумно быстротечного времени. — И да! — его громкий шёпот обжигает мне висок, немощный рассудок и балансирующее на самом краю сознание. Губы прижимаются к воспалённой коже нежнейшим компрессом, вызывая ответную волну судоpожной дрожи и нездоровых мурашек. — Я бы хотел оставить тебя только при себе… точнее, себе.
Я так и не пойму, откуда у меня взялись слёзы, скатившись юркими змейками по щекам всего в одно мгновение ока. Лишь глупо проморгаю остатки солёной влаги, не зная, что мне теперь делать со всем этим. Да и нужно ли? В принципе, я ничего и не делала, поскольку банально не имела сил ни на что, даже думать и на что-то надеяться. Может несколько раз поднимала руки, ноги (поочерёдно само собой), куда-то приседала, пока Астон помогал мне одеваться.
Помогал? Смешно. По сути, он меня сам и одевал с головы до пят, как куклу или всё ту же маленькую девочку. Каждую детальку столь экзотического наряда, каждый ремешок и пряжку, сеточку чулка и практически гoлого платья. Волосы он мне тоже расчесал сам и уложил в строгую причёску тоже сам. Это потом я пойму для чего, когда он наденет мне на макушку и верхнюю часть лица ту самую кружевную маску, а сверху стрейчевую вуаль, покрывшую не только голову, но и плечи с руками, вплоть до локтей.