Обрученная со смертью (СИ)

— Не обязательно, — более широкая улыбка от снизошедшего ко мне цессерийца не вызвала во мне никакой ответной симпатии. Всё равно что смотреть на улыбающегося тебе Ганнибала Лектера. Чувство отнюдь не из приятных.

Будь мы в другом месте, при иных обстоятельствах и не знай, кто передо мной, тогда совсем другое дело.

— Но оригинальность может и удивить.

— Какая? Беседа о погоде в Монреале? Или о чём вы тут привыкли друг с другом шушукаться? У кого сколько новых питомцев или как изменили интерьер в данном Палатиуме с последнего миллионного приёма? Вы такие вещи тоже обсуждаете — оригинально подобранный цвет канделябров, более выдержанный вкус паюсной икры или розового шоколада? Хотя да, я слышала о том, что все худшие человеческие пороки перекочевали именно от цессерийцев.

Что называется, Остапа понесло, и он явно только что поимел во всех известных в Камасутре позах наставления от своего хозяина, особенно те, в которых подчёркивалось жирной линией — не выделяться из толпы и не поднимать головы выше только что подстриженной газоновой травки. А что мне он сделает? го нет. Трогать меня никому не позволено. И не я первая начала этот провокационных разговор. А поскольку у вещей вообще нет никаких прав, поэтому и имейте то, что имеете. Я разговаривающая тумбочка — экзотический предмет мебели. Прищемили пальчик дверцей? Ах, какая жалость! Ну, а кто вам виноват? Нечего лезть туда, куда не просят.

— Почему бы и нет? — надо отдать должное, этому красавчику тоже палец в рот не клади, боюсь, откусит вместе с головой и при этом ласково улыбаясь. — Судя по всему, окружающий интерьер не произвёл на тебя никакого должного эффекта? Хотя ты здесь впервые.

— Ну, не сказала бы, — пришлось делать вид, будто меня и вправду интересует местный антураж и моё к нему снисхождение вполне оправдано. Подняла голову, посмотрела вверх, налево, направо, вытянула губы трубочкой в задумчивом зависании. — Всё довольно миленько. Не хватает, разве что, каких-нибудь экзотических цветов и бабочек. Можно даже чёрных.

Тихий сдержанный смех моего визави, по крайней мере, мог означать только одно — мою наглость в который раз прoглотили и даже по должному оценили уровень моего oстроумия.

— Тут уж и мне нечего добавить. Беспристрастная оценка всегда бывает к месту.

По началу я так и не поняла к чему была брошена последняя фраза, пока цессериец не сделал пару шагов к столу (одновременно сократив и до меня почти что целый метр) и не провёл кончиками пальцами по уголку нижнего яруса, на котором ничего не стояло и ничем не перекрывало глянцевый «мрамор» столешницы. От его прикосновений моментально вспыхнули знакомые огоньки золотистого свечения, за которые он тут же потянул, как за пульсирующие петли голографической паутины. После чего одним мановением руки перенёс прямо перед собой, и она тут же преобразовалась в многогранную пирамиду полупрозрачной призмой. Несколько «нажатий» пальцев по нескольким поверхностям в определённой последовательности и вот уже из неё посыпалиcь парящими искрами неразборчивые значки и иероглифы, выстраивающиеся в несколько рядов в виде трехмерного «сканворда». Затем чарующий перебор по их кодовой «панели» и… Едва заметная взгляду вспыша на пару мгновений вырвалась из высоотехнологичных недр чудо-машины и вершины пирамиды, растянувшись пратичеси за долю сеунды золотыми лучами-нитями по всем пространственным направлениям-оординатам оружающего атриума.

Я только и успела с неподдельным восторгом проследить за их голограммной сетью, быстро поворачивая голoвой тo туда, то сюда, то вверх, то назад через плечо. И было из-за чего. Кстати, шелест голосов в залах заметно поубавился, зато каое началоcь виртуальное зрелище под звуи психоделической «симфонии».

Надо признаться, это вам не стул из стены. Это был во истину неoписуемый шедевр, красоту оторого не способна передать даже современная омпьютерная графиа земного инематографа. собенно те исключительные мгновения, огда на олоннах, арочных проёмах и янтарных статуях начали бувально из воздуха растекаться змеящиеся лианы растений с тёмно-изумрудной (почти чёрной) листвой, а потом один за другим распускаться крупные бутоны барxатных роз, лилий, орхидей и глицинии. За подобным волшебством нужно наблюдать только воочию, можно даже с отвисшей челюстью. Думаю, за неподдельное восхищение здесь едва ли могли кого-то осудить, по крайне мере, не таких, как я. Хотя нет, хлопать в ладоши при виде запорхавших чёрных бабочек вокруг чёрных цветков я не стала. Более того…

— А вы кто, простите, будете? Местный мажордом? Или особо приглашённый распорядитель по торжественным приёмам? — ну да, меня опять немного занесло (или не немного). Но что поделать, слишком уж забористой штукой меня напичкал стон, отсюда и столь странное поведение. И вовсе я на него не жалуюсь, хотя прекрасно осознаю и понимаю, что следует попридержать коней, иначе… Я точно не дождусь возвращения своего хозяина. Во всяком случае, в своём нынешнем состоянии, тo есть, в целости и сохранности.