Но самое невыносимое — то, как она пахнет. Сладкий, густой и пряный аромат возбуждения ни с чем не спутать: Джинни хочет меня так же сильно, как я её. Влажная и горячая. Уже совсем готовая для меня. Наверняка вовсе даже не возражающая, чтобы я разложил её прямо на капоте…
Ладно, тут я уж чересчур размечтался. Стоило только запустить руку под непотребную юбчонку, погладить нежную кожу на внутренней стороне бедра, как Реджина отстранилась и зыркнула на меня в эдаком изумлённом негодовании.
— Ну и что мы, по-твоему, делаем? Я тут с тобой ссорюсь, между прочим!
Очень смешно. Как будто можно ссориться с ней такой — зацелованной и растерянной, бессовестно красивой и откровенно жаждущей меня. Разве только под дулом пистолета.
— Вообще-то я первый начал, — возразил я, с трудом, но всё же заставляя себя переместить руки на более приличное место. Обхватил талию, упёрся своим лбом в её. Собирался прощения попросить, искренне, спокойно, без налёта ссоры, но зачем-то ляпнул совсем другое: — На тебе что, нет белья?
— Как можно спрашивать у девушки такие вещи?! — ужаснулась Реджина, картинно заломив брови. Боги, я уже и забыл, какая она кривляка. — Разве так поступают приличные альфы? Если так интересно, возьми да проверь.
Нет, ну это уже откровенная провокация. И я бы — каюсь, виновен! — непременно повёлся, если бы она тут же не пробормотала:
— Облом, медвежонок. К нам навстречу кто-то едет, и я прямо ну совсем не догадываюсь, кто бы это мог быть.
Я ничего не слышал, но поверил на слово — у Реджины как у кошки слух куда острее, чем у меня. Да и «совсем не догадалась» она тоже наверняка правильно: я сам-то готов месячный оклад поставить, что её ретивый папочка уже по обыкновению в курсе всех событий.
22
Дядюшкин тяжеловоз, самое то для местных дорог, показался на дороге через пару минут. Ехал быстро, я едва успел отойти от Джинни на шаг. Нехотя. Зверь внутри злобно заревел, взбешённый тем, что его снова лишили так нравящейся ему самки. Я и сам был готов зареветь, но только и смог, что посмотреть на растерянную Реджину. Медвежий зуб даю — она бы с радостью осталась сейчас только со мной. Быть может, снова поссорилась бы. Или поцеловала. Чего она не хотела точно, так это объясняться перед Шандаром. Который, едва выметясь из своей колымаги, тут же уставился на меня так, что кто другой немедленно бы скакнул на тарелочку и сервировал сам себя.
— Хота, — начал он обманчиво добродушным тоном, — я готов не спрашивать, что ты и моя дочь делаете посреди шоссе в три часа ночи. По правде говоря, я уверен, что не хочу знать. Но какого хрена ты ей сделал, что она вся зарёванная и выглядит так, словно по ней каток прошёлся?
Что он вообще?.. Да как он смеет? Я подался было вперёд и зло оскалился, но тут мне на грудь легла узкая ладошка, вынуждая замереть в замешательстве.
— Хота, ты не будешь рычать на отца. Уймись. Сейчас же, — строго отчеканила Реджина, жуть как напомнив мою маму. И тут же отвернулась к Дару. — Пап, ну что ты несёшь вообще?! Это же Хота, он никогда бы мне не навредил! А если бы даже попробовал — вмиг бы расстался с причиндалами.
Хотел бы я поспорить, но что-то подсказывает — да, расстался бы. Трогательная маленькая кошечка вмиг оборачивается злобной тигрицей, когда ей это надо.
И в обратную сторону оно тоже работает. Прямо сейчас я могу воочию в этом убедиться.
— Папа, инквизиторы забрали Олли! — Реджина бросилась к Дару, который тут же растерял весь свой грозный вид и машинально приобнял её, заставив меня невольно стиснуть зубы. — Пожалуйста, сделай что-нибудь! Ты же знаешь, Олли очень хороший, добрый, и он столько для меня сделал, и…. Он виновен только в том, что у него магия не того цвета! Это так нечестно!
— Я знаю про Олли, милая, — пробормотал Дар, погладив её по голове, точно котёнка. — Сделаю всё, что в моих силах. Обещаю, мы скоро его вытащим.
Я ведь прекрасно понимал, что Джинни просто решила растащить нас с Даром по углам, чтобы мы не сцепились. И довольно грамотно это провернула, не могу не отдать должное.
Но я всё равно разозлился и, что уж там, по-глупому обиделся. Стоило только папочке нарисоваться в поле зрения, она тут же бежит к нему — не ко мне, а к нему, к другому альфе! — и просит за своего грёбаного мажонка, в котором, похоже, души не чает.
— Не сделаешь, — заверил я. — Видишь ли, Дар, уголовники — не твоя специализация, а моя. И мне, вот уж увы, хороший и добрый оленёночек не так чтобы нравится. А за попытку воспользоваться своим сомнительным блатом ты сам угодишь за решетку. За сговор, подкуп или что ты там ещё любишь.
Дар прекрасно владел собой, тут уж впору позавидовать. Вместо того чтобы наброситься на меня, он лишь рассмеялся.