— Ну да, — удивился Арлис и взял ее руку, приложил ладонью к щеке, потерся, а потом поцеловал ладонь. — А что такого? Я же никому другому брачный браслет дарить не собирался! Лежал только для тебя и сейчас лежит. Так ведь и ты все такая же, как двадцать лет назад, ничего не изменилось…
— Хольм…
Лежа на его руке, Лестана лениво выводила круги на запястье Хольма острым ноготком. Это было щекотно и очень приятно, а еще приятнее было смотреть на ее пушистые ресницы, подведенные темной краской глаза, тонкие брови и нежно припухшие губы… Он мог бы смотреть на нее часами, наверное, но не выдерживал — руки так и тянулись к жене, а тогда уж просто любоваться ею не получалось.
— Хо-о-ольмгард… — протянула она. — Красивое имя… А почему тебя дома коротким называли? Ты же старше Брангарда, а его полным именем зовут.
— А так с самого начала повелось, — лениво отозвался Хольм. — Сигрун пришлось нас вместе воспитывать, отец бы иного не потерпел, но она женщина умная, вот и это обернула по-своему. Нашкодим вместе — виноват я, ведь я же старший. Сделаем что-то хорошее — это Бран придумал. Ну и с именами тоже. Брангард — звучно, красиво, а Хольм… просто Хольм.
— Не понимаю, — вздохнула Лестана. — Как так можно? Хорошо, что брат у тебя не такой. Хо-ольмгар-рд…Хо-ольм… А мне и так, и так нравится! Длинное имя у тебя будто рычит на конце, а короткое — мягкое, словно мехом погладили.
Наклонившись, Хольм поцеловал ее в кончик уха, смешно проглядывающий между распущенных серебристых прядей. Вот что еще ему нравилось — зарываться лицом и руками в ее волосы и дышать их запахом. Сча-а-а-астье…
— А вдруг Сигрун будет обижать Кайсу? — встрепенулась Лестана, приподнимаясь и заглядывая ему в лицо. — Она же старше, у нее там своя… стая, да? А Кайса у Волков будет совсем одна! Я знаю, что Брангард ее любит, но у него будут свои мужские дела, а женщины… Мы иногда такими гадкими и подлыми бываем!
— Я думаю, Бран ее не даст в обиду, — сказал Хольм, перебирая мягкие серебряные пряди. — Да и Кайса терпеть не станет. Что ей, некуда вернуться, если у них ничего не получится? Но Бран же не дурак. А мы поедем на их свадьбу и сами посмотрим, как там дела обстоят.
— Арлис с Аренеей тоже хотят поехать. И матушка с отцом…
— Что, твоя матушка больше не боится страшных диких Волков? — поддразнил Хольм, и Лестана фыркнула.
— Нет. Она говорит, что если ты спас меня от Медведя, значит, ты сильный и благородный. С Мираной и Иваром ей, конечно, было сложнее все понять, но когда матушка узнала, кто убил Эрлиса… — Рысь вздохнула, а потом опять тихонько хихикнула и поделилась: — А еще она говорит, что ты красивый, только немного неотесанный. Зато верный… И еще — что ты бедный мальчик!
— Бедный-то почему? — искренне поразился Хольм, пропустив «мальчика», все-таки госпожа Эльдана куда старше него.
— Потому что рос без родной матери, — уже серьезно пояснила Лестана. — А про ваши отношения с Сигрун ей Брангард рассказал, не я, честное слово! Я… только подтвердила потом. И ничего, кроме правды, не говорила. Ты ведь не обижаешься? Хольм?
— Ну, если ей в голову не придет меня жалеть, — вздохнул Хольм, — то ничего страшного.
— Ей уже пришло в голову, что тебя надо любить, — так же серьезно и мягко сказала Лестана. — И она права. Я постараюсь, чтобы она тебя не слишком замучила заботой, но ты все равно готовься к семейным завтракам и ужинам, у нас так принято. И к пирожкам с твоей любимой начинкой. Ты же с печенкой любишь, да? Мне на кухне сказали! И еще она собирается сама сшить тебе рубашку, как отцу шьет. Но у нее очень красивое шитье, правда, это я с лапами из-под хвоста уродилась, как Кайса говорит!
— На пирожки и рубашки я согласен, — пообещал Хольм. — И завтракать люблю, только я встаю рано. Но нагулять до завтрака голод — это правильно, больше пирожков влезет.
— Вот сюда? — мурлыкнула Лестана, запуская руки ему под рубашку и поглаживая горячий живот с твердыми мышцами, обтянутыми атласной кожей. — В такого большого Волка поместится очень много пирожков! Только не ешь меня, страшный Волк! Ай!
Грозно рыча, Хольм перевернул ее на спину и принялся целовать в шею, расстегивая пуговки на легком домашнем платье. Лестана смеялась и пыталась уклониться, но как-то получалось так, что лишь выгибалась в его объятиях, дразня еще сильнее.