Обрученные с Югом

Открываю ворота дома на Уотер-стрит, переступаю порог и оказываюсь посреди мирка, к возникновению которого тоже приложил руку. Ветер захлопывает дверь за спиной. Вхожу в холл, где вокруг телевизора собрались обитатели нашего ковчега. Сделанные со спутника фотографии «Хьюго» наводят ужас. Кажется, размерами он превосходит весь штат Южная Каролина.

— Он ни за что не обрушится на Чарлстон, — заявляет Уорт Ратлидж, ни к кому не обращаясь. Я уже успел забыть эту интонацию всезнающей уверенности в его хорошо поставленном голосе. — Он повернет к северу после того, как пересечет Гольфстрим.

Уорт недавно сломал бедро, играя в гольф в Чарлстонском загородном клубе, и до сих пор передвигается в кресле-коляске. Раздражительность присуща его натуре от рождения, но после несчастного случая она усугубилась. Инстинктивно я всегда избегал Чэдуорта Ратлиджа-девятого, и перспектива провести незабываемую, судя по всему, ночь под одной крышей с этим ничтожеством голубой крови меня не радует. Пока пятый канал передает неутешительные новости, Молли на кухне готовит ужин, а Фрейзер разносит аперитивы испуганным телезрителям. «Унесенные ветром» репортеры с растрепанными шевелюрами на фоне бурлящих пенных барашков выкрикивают данные о скорости ветра. Семь часов вечера, наши глаза прикованы к ужасному оку «Хьюго», который, следуя недоброму капризу, угрожает затянуть Чарлстон в свою чудовищную воронку.

— Помяните мои слова, — повторяет Уорт. — Гольфстрим заставит его повернуть в сторону.

— Дорогой, — говорит ему жена, — не соизволишь ли ты заткнуться? Одному Богу известно, обойдет ураган нас или нет.

— Не бойся, мама. — Фрейзер усаживает мать на стул и гладит, чтобы успокоить — та дрожит от страха.

— Я всегда знала, что умру во время смерча, — говорит миссис Ратлидж.

— Глупости. Во время смерча погибают только крестьяне в лачугах да бедняки в трейлерах. Во время охоты на оленей в этом штате погибло больше людей, чем во время ураганов. — Уорт протягивает бокал, и я встаю, чтобы налить ему.

— Что вам угодно? — спрашиваю.

— Мне угодно, чтобы мой бокал наполнила моя дочь, а не ты, Лео. Я даже и не заметил, что сюда пришла ходячая сплетня.

— Не беспокойся, Лео, я налью. — Фрейзер спешит к бару в углу комнаты.

— Уорт, ведите себя прилично, — просит Молли, высовывая голову из кухни. — Мы с Фрейзер ведь предупреждали вас. Вы обещали вести себя хорошо.

— Лучше бы я остался дома, — рычит Уорт. — Мой дом — это крепость, он прочней гранита. Он выдержит даже ядерный удар.

— Но дом находится рядом с гаванью, — напоминаю я. — Во время урагана волны могут накрыть его.

— Особняк Барнуэлла-Ратлиджа простоял две сотни лет и обошелся без советов каких-то там католиков, — заявляет Уорт, чем оскорбляет мою мать, а уж она-то в состоянии постоять за себя.

— Уорт! — говорит она ему с ледяным спокойствием. — Я знаю, что Христос умер на кресте ради спасения всего человечества. Но мне с трудом верится, что ради спасения такого сукина сына, как ты.

— Линдси! — бормочет Гесс Ратлидж с видом оскорбленного достоинства. — Это уж чересчур. Хотя Уорт бывает резковат, когда взволнован или напуган.

— Напуган? — фыркает Уорт. — Я напуган? Чего мне бояться? Дождика? Говорю же вам, этот чертов ураган пройдет стороной. Сколько раз повторять?

— Извинись перед Лео, — требует Фрейзер.

— Прошу прощения, папист, — извиняется он, но со смехом, пытаясь обратить все в шутку, чтобы сохранить лицо. Его извинение неискренне, но я его принимаю — этой ночью вообще все смешалось.

Найлз присоединяется к нам, закончив заклеивать окна.

— Тревор, может, сыграешь? — просит Фрейзер. — Самое лучшее, что ты знаешь. Нервы на пределе.

— СПИД передается воздушно-капельным путем? — спрашивает Уорт у своей жены, не заботясь о том, чтобы понизить голос.

Пока Тревор играет, Молли приносит суп из бычьих хвостов, тушеную свинину со спаржей, отварной картофель и салат. Мы выстраиваемся в шеренгу, передаем тарелки друг другу и сообща накрываем на стол. Когда садимся, Фрейзер просит меня прочитать молитву перед едой. Мы беремся за руки, сидя вокруг стола из красного дерева, который когда-то принадлежал прапрабабушке миссис Ратлидж. Тревор обрывает концерт Моцарта на середине, но остается за фортепиано. Четыре люстры освещают комнату уютным, умиротворяющим жемчужным светом. Я произношу слова молитвы:

— Бог ветров, Бог штормов, мы вручаем себя Твоей власти в эту таинственную ночь, в эту ночь страха и трепета. Неслучайно Ты собрал нас вместе, под одной крышей. Наверняка тому есть причина, и эта тайна откроется на рассвете. Мы просим Тебя: будь милостив к этому городу, к этому дому и к этим людям. Мы веруем в Тебя и понимаем неизбежность бедствий, которые постигают землю, природу смерчей, силу слова и смысл Тайной вечери. Мы верим в Твое милосердие и надеемся, что Ты оправдаешь наши надежды. Мне очень жаль, что Уорт Ратлидж не любит католиков, и надеюсь, что за этот тяжкий грех Ты отправишь его в преисподнюю, пусть вечно горит в адском огне. Аминь.

— Аминь, — вторят собравшиеся, и даже Уорт выдавливает натянутый смешок.