Обрученные судьбой

А потом убежала эта счастливая улыбка с ее губ, дернули руки поводья Ласки нервно, потянулись после в сторону уже отъехавшего к краю леса Владислава, словно пытаясь поймать его, падающего с валаха, не дать ему упасть под копыта коня в снег. Конечно, ей это не удалось — расстояние меж ними уже было на тот миг около десятка шагов, да и удержать Владислава в своих руках она бы не сумела.

Он упал в снег, соскользнув вправо с седла, и она закричала в голос от ужаса, заметив стрелу у него в спине, чуть пониже левого плеча. Тонкую, с длинным черно-белым опереньем. Одна из тех, что заметила она еще прошлым днем в колчанах на поясах людей ее брата.

1. Ныне — Антониево-Сийский православный монастырь, в 150 км. от города Архангельска на озере Большое Михайловское

2. Имеется в виду отец Михаила Романова — Федор Романов (впоследствии — патриарх московский Филарет), что иноком ходил при Борисе Годунове в этом монастыре

3. Родовая вотчина, т. е. передаваемая по роду, а не полученная в кормление

4. Матерая вдова — овдовевшая женщина в Московии становилась во главе семьи, если не было никого на эту роль, принимала бразды правления домом и делами в свои руки, получала полную самостоятельность в глазах общества того времени. Но для того, чтобы стать матерой вдовой у женщины обязательно должен быть сын, наследник, ведь матерая вдова — овдовевшая мать иначе.

Глава 63

Ксения даже не поняла, как и когда успела спешиться. Она съехала по боку Ласки с седла, упала на колени в снег, которым заботливо покрывали небеса ныне землю, укутывая ту в белоснежное плотное покрывало. Как и жупан Владислава, и его черные волосы, и ладонь с перстнями на пальцах…

Казалось, ребра резко сошлись в груди, сдавливая с силой легкие, оттого и каждый вздох ныне давался с болью. Она попыталась подняться на ноги, стараясь вдохнуть морозного воздуха, чтобы унять сердце, стонущее в голос от боли, что камнем придавила его, но только на руках смогла приподняться. Ноги же стали неподвластны ей, были такими мягкими, словно при падении с Ласки она переломала себе все кости. И тогда она поползла к Владиславу, путаясь в юбках, обжигая пальцы холодом снега, от которого те вскоре закоченели и стали плохо сгибаться.

Шевельнись… я прошу тебя, шевельни хоть пальцем. Одно малейшее движение. Чтобы я знала, для чего мне жить далее… чтобы сердце мое билось, как ранее. Но Владислав лежал неподвижно, позволяя снежным хлопьям укрывать себя будто белым одеялом.

Боковым зрением Ксения заметила движение справа от себя, а потом ее, распластавшуюся на снегу, обогнал широкими шагами мужчина, в несколько шагов приблизился к лежащему Владиславу и перевернул того на бок, чтобы взглянуть на лицо сбитого болтом из самострела с коня.

— Точнехонько! — крикнул он, и Ксения замерла не только от его выкрика, но и при виде того, каким темным от крови стал снег в том месте, где лежал Владислав. Значит, грудина насквозь пробита болтом, а летел тот с недалекого расстояния. Сквозь сомкнутые зубы вырвался тихий всхлип. Уронила голову на ладони, даже не ощущая лицом холода от сотен мелких снежинок, которые попали на нежную кожу лица.

— Знать, есть правда на свете! — проговорил прямо над ухом Ксении голос Михаила, а потом ее плечо сжала его ладонь, приподняла ее, будто куклу безвольную, с которыми потешники на ярмарках действо показывали. — На ноги, Ксеня! Ехать пора, покамест люди его не явились. Не мог же он по округе один ездить. И коня заберите! — крикнул он одному из своих людей. — Славный вороной! Жаль будет, коли волки сожрут.

— Что ты сотворил? — прошептали губы Ксении, и ему пришлось склониться к ней, чтобы разобрать ее слова. — Зачем?

— А ты думала, я его расцелую троекратно, коли встретиться доведется? — усмехнулся брат.

— Ты же слово дал…на кресте слово дал…

— Не давал я слова тебе, Ксеня. Ибо слово то для меня костью в горле встанет, слыхала? — а потом рывком поднял ее на ноги, злясь и на нее, и на себя, и на этот снегопад, в который ехать будет нелегко. — Ну же! Ну же! На ноги! Животину ее приведите сюда! Федор! Помоги ей в седло сесть!

— Нет, — проговорила Ксения, а потом крикнула в голос, в лицо брата, вырывая руку из его цепких пальцев. — Нет! Не поеду я!

— На животину садись, — процедил сквозь зубы Михаил и толкнул ее в сторону Ласки, которую подвел к ним Федор. Ксения не послушала его — скользнув под руку пытавшегося задержать ее мужчины, побежала к Владиславу да в юбках длинных запуталась, рухнула плашмя, едва успев выставить руки вперед, чтобы смягчить падение. Вырвался из-за сомкнутых губ крик отчаянья и боли, не только от удара коленями и ладонями о плотный, утоптанный снег, но и от того, как сжалось сердце.

— Михаил, прошу тебя, — зашептала она отчаянно, когда нагнавший ее в несколько шагов Федорок поднимал со снега. — Прошу тебя… коли меня обездолил, то дите мое не сироти… Родича своего не сироти!