Обрученные Венецией

– Энрике, надеюсь, эта скромная благодарность за ваше гостеприимство станет вам нужной, – она протянула ему монеты.

Тот с изумлением посмотрел на дукаты.

– О, Каролина, вы слишком щедры за такую скромную помощь, – произнес было он, но та перебила его.

– Энрике, ваше благородство стоит гораздо дороже, – с улыбкой ответила она.

– Позвольте полюбопытствовать: что у вас с Паломой случилось? – поинтересовался Энрике. – Она вчера поведала нам о вас как-то несвязно.

– О, я с вами поделюсь этой не самой лучшей историей, – произнесла с улыбкой Каролина, но внезапные неприятные ощущения в желудке исказили ее лицо перепуганной гримасой.

– Что с вами? – спросил с беспокойством Энрике, обративший внимание на то, что она заметно побледнела.

– Стало быть… – несвязно пролепетала она, – последствия обморока.

Но подошедшая к горлу тошнота и разноцветные точки, волнами расходившиеся перед глазами, заставили Каролину слегка качнуться. Палома бросилась к хозяйке, махая перед ней передником. Анджела и Энрике испуганно переглянулись.

– Каролина… вам дурно? – голос Энрике заставил ее частично вернуться к реальности.

В ответ на это она только бросилась к дверям, выскакивая на улицу. Каролина пробежала несколько шагов от дома, разгоняя домашнюю утварь своим поспешным топотом. Едва успев добежать до ближайшего дерева, она нагнулась, чувствуя, что желудок не может больше сдерживать в себе свое содержимое. Боже милостивый, хоть бы сию минуту не свалиться в изнеможении! Каролина вырвала все, чем с таким удовольствием сумела не так давно наполнить свой желудок. «Несварение», – промелькнуло у нее в мыслях.

– Вам лучше? – неожиданно послышался голос кормилицы из-за спины.

Каролина вздрогнула от внезапности и обернулась.

– Ох, Палома, по-моему, я объелась, – предположила вяло она, чувствуя, как пустой желудок сейчас заурчит от вновь появившегося голода.

Протерев лицо протянутым кормилицей платком, Каролина посмотрела на слугу. Та нахмурилась, уперев руки в боки, и пронзала синьору каким-то подозревающим взглядом.

– Что случилось, Палома?

– Не знаю, синьора, – ответила неопределенно та, отмахиваясь рукой, словно пыталась отогнать от себя что-то невидимое. – Полагаю, что вам нужно показаться лекарю.

– К чему эти сложности, Палома? Вчера я была измучена дорогой и голодом, а сегодня по причине этого голода налопалась до самой гортани. К тому же мой желудок отвык от употребления нормальной пищи.

Каролина вопросительно сдвинула брови и заглянула в глаза кормилицы, обеспокоено забегавшие по сторонам.

– Что, Палома? – спросила синьора Фоскарини, удивившись необъяснимому беспокойству.

– Ничего страшного. Тешусь надеждой, что беспокоиться не стоит, – как-то растерянно ответила та и прошла мимо Каролины, направляясь к дому. – Только вот… – она остановилась и обернулась к хозяйке, – боюсь, что нам придется остаться здесь на пару дней: вы еще слишком слабы, чтобы отправляться в дальнейший путь.

– Палома, о чем ты говоришь? – возмутилась Каролина, хватаясь за ствол от внезапного головокружения. – В этом доме и так тесно! Нам нужно отправляться в путь.

– А вы хотите, чтобы я тащила вас на себе, если вдруг в пути вы опять грохнетесь в обморок? – рассерженно произнесла Палома. – Ничего! У нас еще имеется золото, которым мы и заплатим за эти три дня, проведенных в их доме. Деньги этим великодушным людям не помешают!

Правая бровь Каролины капризно изогнулась, но на сей раз она признавала правоту кормилицы. Здоровье в последнее время слишком подводит ее и, чего доброго, что-нибудь случится в дороге.

– Палома, вернись… мне все еще дурно, – призналась Каролина, медленно опускаясь на корточки.

"Лучше… я издохну, как последняя бродячая собака… Но унижаться перед Адриано Фоскарини я не буду!"

Адриано стряхнул с лица капли холодного дождя, стекающего непрерывными струйками. И как только его угораздило в этой спешке забыть надеть плащ, который сейчас оказался бы ему как нельзя кстати? Дождь, время от времени припускавший едва ли не до ливня, настиг его уже на обратном пути, и возвращаться в селение, дабы переждать непогоду у кого-то, он упрямо не желал.