Обручев

Однажды подул сильный встречный ветер и по наветренным склонам барханов побежали песчаные змейки. Воздух очень скоро стал мутным от крутящейся пыли, и в нем висело красное, точно налитое кровью, солнце. Песок больно царапал лицо.

— Очки! Надевайте очки, ваше благородие! — закричали казаки.

Они закрыли лица платками, а Владимир быстро разыскал и надел специальные очки с боковыми сетками, предохраняющие глаза. Песчаная буря длилась долго. Только к вечеру стало тише, и отряд смог ехать дальше. Обручеву этот день показался тяжелым испытанием.

— Что вы, ваше благородие! Это пустяки! Не такие ветры здесь бывают, — уверял старший казак.

Поздно вечером измученные путники въехали в селенье Чарджуй и, едва добравшись до скверного постоялого двора, уснули мертвым сном.

Чарджуй был последней станцией, до которой в этом году должна была дойти дорога. Возле этого селения собирались построить большой мост через Аму-Дарью. Городок вырастал на глазах, в нем было уже много глинобитных домов, духанов и постоялых дворов.

После однодневного отдыха в Чарджуе Владимир и его спутники повернули обратно, торопясь на укладку дороги, которую миновали на своем пути. Истекал третий месяц путешествия, материала было собрано много, и Обручев хотел как можно скорее поделиться своими соображениями с генералом Анненковым.

На обратном пути он наблюдал, что сделал за один день ветер. Песчаные косы, пересекавшие полотно, порою поднимались в высоту на аршин и больше, всюду виднелись глубокие желоба. Ветер дул не вдоль полотна, а наискось, потому и разрушения были так серьезны.

Снова переночевав у колодца близ Репетека, маленький отряд, наконец, прибыл на укладку. Здесь стоял поезд, в котором размещались солдаты-строители. В отдельных вагонах жили офицеры, каждый, не исключая самого Анненкова, занимал одно купе. Были здесь вагон-баня, вагон-столовая, вагон-канцелярия. Жизнь на этом биваке кипела, всюду движение, у всех озабоченный, деловой вид. Владимир знал, что строители торопятся к началу морозов дойти до Чарджуя.

Соскочив с лошади, Обручев немедленно отправился к генералу.

— Позвольте доложить об окончании полевых работ в пределах Закаспийской области, — отрапортовал он.

Анненков, хмурый и озабоченный, при виде молодого геолога расплылся в улыбке.

— Прекрасно, мой юный друг! Отдохните, стряхните с себя дорожную пыль, и милости прошу к ужину в офицерское собрание. Там вы расскажете нашим инженерам и офицерскому составу о результатах своих изысканий.

Яркий свет, белизна скатерти, шум и смех собравшихся ошеломили Обручева, когда он вошел в столовую. Правда, это был всего-навсего товарный вагон, со щелями в стенах и плохо пригнанными досками пола, но по сравнению с костром в песках и вечерней трапезой из кашицы и солдатских сухарей все здесь казалось ему роскошным.

Офицеры встретили его дружественно, генерал был благодушен. И, видя их внимание и гостеприимство, Владимир думал, что эти веселые, приветливые люди ведут здесь очень нелегкую, лишенную удобств жизнь, работают не за страх, а за совесть. Он должен предостеречь их. Должен убедительно доказать, что едва ли имеет смысл вести дорогу через каракумские пески. Все труды могут пропасть даром.

Когда ужин подошел к концу, Анненков постучал ножом о край стакана.

— Прошу, внимания, господа!

Владимир поднялся, оглядел загорелые лица офицеров и начал, немного волнуясь, но скоро справился с собою. Рассказал о степной окраине песков, с ее пролювием и такырами, о лёссе и его образовании, о том, как он делает почву степи плодородной... Потом заговорил о песках грядовых, барханных и бугристых.

— Наступление песков на степь приходилось наблюдать во многих местах, — говорил он. — Даже там, где барханы покрыты растительностью, пески движутся, и на гребнях барханов создаются ложбины, корни кустов обнажаются и при постоянных ветрах легко могут погибнуть. А в тех местах, где пески вовсе не закреплены растительностью, движение их более энергично, они представляют собою серьезнейшую угрозу всякому строительству, а строительству железной дороги подавно.

Он заметил, что Анненков поднял голову при этих словах, а некоторые офицеры молча переглянулись.