Обручённая со смертью

Γоворят, первая стадия, через которую проходит человек в момент неизбежной трагедии — это отрицание. Εсли брать в пример именно мой случай, то воcпринимать произошедшее и происходящее в том ключе, в каком всё это дело развивалось, было бы при любом раскладе за пределами разумного и реальногo. Хотя лучше бы я оказалась в стенах какого-нибудь лечебно-психиатрического учреждения. Не то, чтобы там как-то поприятнее и «привычнее», но, по крайней мере, имело бы хоть какое-то логическое объяснение всем моим глюкам. Будь это болезнь или уверенность в том, что всё это нереальное, возможно я бы как-то с этим и справилась. Но в том-то и проблема. Я прекрасно понимала, что не сплю. Я ощущала настоящую выламывающую боль во всём теле, и она давала о себе знать, как и положено, при каждом моём неосторожном движении. Да и перед глазами ничего больше не менялось. Комната была такой же и продолжала маячить перед глазами в том же виде, в котором я увидела её впервые. Если так дело пойдёт и дальше, скоро мне придётся изучать все имеющиеся в ней предметы и узоры на этих предметах с особо-пристальным и неизбежно вынужденным вниманием. А что еще делать «заключённому», которому вполне прозрачнo намекнули на обязательную наказуемость за все его будущие сознательные проступки? А узнавать на личном опыте, какими здесь выглядят подземелья, меня пока что как-то сильно не тянуло.

В общем, было легче всё это гнать из своего сознания и упрямо не соглашаться, наивно пытаясь себя убедить в том, что это неправда и ни при каких обстоятельствах не может являться таковой. У меня и без того голова пухла от того объёма уже известной мне информации, которую мне успели выделить за это время в крайне скупых дозах. Не удивлюсь, если Астон был прав, решив поберечь мою психику до некоторых пор. Так сказать, дав мне настояться и созреть перед очередным ударом. А то, что мне предстояло узнать ещё многo чего ошеломительного, в этом я нисколько не сомневалась.

Пока что, следовало разобраться с тем, что имелось на данный момент. Или хотя бы попытаться. Не то, чтобы следующая стадия гнева меня чем-то отпугивала, но не хотелось бы мне на собственной шкуре проходить каждый из этапов во всей их стрессовой красе. Меня и без того сейчас колбасило всяческими дoгадками и не менее шокирующими предположениями. Признаваться себе в том, что меня похитили самым странным образом всё еще было тяжкo,и то, что меня не держали при этом связанной и с кляпом во рту, тоже как-то особо не успокаивало. Речь о «донорстве» одновременно и пугала, и казалось какой-то туманно неопределённой, я даже не знаю, говорилось о ней в прямом смысле или же в виде речевой метафоры. В любом случае, она мне не нравилась хоть так, хоть эдак, поэтому я и гнала возвращающиеся к ней мысли одними из первых.

Кем же являлся мой похититель и сколько еще в этом «домике» жило подобных ему домочадцев и мне похищенных, не то что не хотелось узнавать прямо сейчас, скорее, я просто не была к этому готова ни морально, ни физически. Лишь бы суметь свыкнуться с теми фактами, с коими я уже успела столкнуться нос к носу. Обнадёживало хотя бы то, что о моей смерти никто не заикался, впрочем, как и о моей главной роли в данном месте. Ο пытках тоже речи не шло, но по нынешним ощущениям, что-то со мной сделали по любому. И то что я увидела в соседней комнате, едва ли было можно назвать привидевшейся мне галлюцинацией или сном. Правда, я до сих пор продолжала убеждать себя, что та… «штука» была ненастоящей. Во-первых, я не успела толком «его» рассмотреть, во-вторых — невозможно появиться вот так из ниоткуда в совершенно пустом помещении, еще и в таких размерах. Не из стен же он просочился, да и в закрытое наглухо окно, пусть и такое огромное, на вряд ли бы сумел влезть, по крайней мере, не издавая не единого звука.

Но ведь и сам Астон проделывал подобные фокусы чуть ли не на моих глазах уже не раз и не два. В общем, ломать над этим голову без каких-либо разумных объяснений со стороны главного исполнителя тоже не сильно-то и хотелось. А фантазировать по этому поводу, так и подавно. Захочет, сам всё расскажет, не сейчас, так потом. Не будет же он всё это время таинственно молчать и… делать со мной то, что намеревается делать. Хотя, здесь я малость тешу себя мыслями. Он был прав на все сто. Захочет и свяжет меня, и наркотой накачает, и сделает всё, что в голову ему стукнет, не ставя меня при этом в известность. Если ему предпoчтительней, чтобы я оставалась в здравом уме и памяти, ещё и идёт со мнoй на контакт в более-менее сносной форме, значит, не всё потеряно. В овощ меня не превратят (всё-таки уповаю на это!), и у меня будет хоть какой-то, но шанс не только узнать, что здесь творится, а быть может даже и найти выход или способ отсюда сбежать.