Обрусители: Из общественной жизни Западного края, в двух частях

Почти одновременная смерть крестьянина Петра Подгорного и исправника Кирилла Семеновича завершила собою цикл эпизодов, относящихся к истории сосновскаго «бунта». Пятеро «прикосновенных» крестьян были выпущены из острога именно в ту же минуту, когда, изнемогая в смертельной тоске, один из них, веселый Василий Крюк, готов был наложить на себя руки, a остальные почти отупели от запертой жизни, от вынужденного бездействия, от глубокой скорби, одиночества и неизвестности.

Явившись в острог, Петр Иванович сказал коротенькую, прочувствованную речь, которой обрадованные мужики не поняли; низко поклонившись, они поблагодарили «пана маршалка» и, выйдя на свободу, отпраздновали ее тем, что все пятеро, a всех больше Василий Крюк, напились в первом попавшемся кабаке.

Петр Иванович был совершенно доволен к своею речью, и мужицкой благодарностью, и только жалел о том, что у нас непринято печатать имеющих такой глубокий смысл речей. Впоследствии, рассказывая про это событие, он всегда прибавлял, «что если сосновские крестьяне по милости этого старого дурака исправника попали в острог, то, благодаря только ему, Петру Ивановичу, они не попали на каторгу».

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

I

Co времени «бунта» в Волчьей волости прошло полтора года и в уездном городке многое изменилось: прибыли новые люди, ушли со сцены некоторые из старых, и печальная история «прискорбных недоразумений», как было официально озаглавлено происшествие в Сосновке, почти всеми забылось.

Бывший одно время под опалой, посредник Гвоздика снова, по милости Зинаиды Львовны, получил доступ во внутренние покои его превосходительства Михаила Дмитриевича; Петру Ивановичу Лупинскому дали орден и денежную награду, a он по этому случаю дал бал; на место умершего исправника, Кирилла Семеновича, был назначен господин Слоняев, из становых, чем-то угодивший его превосходительству при усмирении в его собственном имении, и потому при первой возможности получивший повышение для примера и поощрения всех прочих становых. Господину Слоняеву было еще в диковину первенствующее положение, и пока он держал себя, что называется, в черном теле; но дальновидные люди не сомневались, что, освоившись, он скоро разойдется и себя покажет. Простоватого посредника Грохотова, неумевшего даже поживиться, как следует, заменил прибывший из Вятки ми Перми г. Шнабс, поживлявшийся уже решительно всем. Судебного следователя переместили куда-то на север; деликатно нервный прокурор уехал на юг, a на его место прибыл чистокровный тевтонец, Густав Андреевич Шольц. Почти одновременно с прокурором Шольцем явился новый воинский начальник, Александр Данилович Зыков, и, наконец, место умершего судьи первого участка занял известный своим остроумием Натан Петрович Куманев.

Словом, прежний состав маленького общества получил приток свежих сил, a из наших старых знакомых остались только Орловы, Колобов, Петр Иванович с семейством, судья Иван Тихонович с супругой, протоиерей Сапиенца, кое-кто еще из менее заметных и, само собою разумеется, ваш старожил и дипломат, Платон Антонович Жуковский.