Обрусители

- He знаю, что именно, - говорят: неспокойно. Татьяна Николаевна говорит: Гвоздика известный взяточник и негодяй...

- Ее везде спрашивают! Что-же ты ей?..

- Разумеется, сказала, что все вздор, уездные сплетни, что ты считаешь его порядочным человеком.

- Вот уж напрасно! - сердито повернулся Петр Иванович. Ты вечно сболтнешь лишнее: a если он попадется? Ты всегда так! И сколько раз я тебя просил...

- Ах, Боже мой! почем-же я знаю, что говорить, что нет! - обиженно произнесла пани, с сердцем снимая банты.

- И удивительно, как это скоро к ним доходит, - продолжал Петр Иванович, не обратив внимания на скорбный тон жены: уж проведали!

- A разве в самом деле что нибудь есть? - спросила пани, интересуясь событием и не сдержав своего любопытства, не смотря на обиду.

- Есть то, что эти скоты ходили опять с жадобой к губернатору... Но почему Орловым это известно? - произнес он с досадой и, весь занятый этой новой подробностью дела, послал сторожа за исправником.

XII.

Из Волчьей волости шли тревожные вести. В полицейском управлении была получена бумага с надписью «весьма важное». Такую же бумагу получил председатель съезда мировых посредников, Петр Иванович Лупинский. В бумаге было сказано, «что некоторые из крестьян означенной волости дозволили себе снять с волостного старшины знак его достоинства, заперли волостное правление и не принимают никаких резонов».

Это было фактически верно, и для того, чтоб объяснить решительный поступок крестьян, я попрошу читателя вернуться в знакомую ему отчасти деревню Сосновку.

Вскоре после вторичного избрания Кулака в старшины мнимым большинством, в жизни волости случилось еще одно крупное событие: на место произведенного в «паны маршалки» Лупинскаго посредником в волость был назначен Михаил Иванович Гвоздика. Михаил Иванович приехал в Западный край с решительным намерением нажиться. Мужик, пан, еврей - для него это было все равно: разница заключалась лишь в том, что с мужиком он меньше церемонился. Тупой и грубый по натуре, невежественный почти до полной безграмотности, он уразумел одну науку - подойти к нужным людям и умел делать так, что грубая лесть его принималась за хохлацкую искренность, a дикий разгул - за ширину русской натуры. Гвоздика шел к своей цели прямо и лез на стену с тупостью вола, Бедный однодворец Черниговской губернии, неодолевший второго класса гимназии, он поставил себе задачей - поправить свои личные обстоятельства, и повернул дело в Волчьей волости так, что сам Сидор Тарасович разводил только руками, удивляясь его ловкости. На мужика свалилась удвоенная барщина: мужик был обложен оброком не только в пользу своего мифического князя, но и в пользу посредника, старшины и арендатора. Михаил Иванович был неумолим в своей логике и расправлялся с крестьянами за малейшую жалобу с такой строгостью, что отбил у них всякую охоту жаловаться. Жаловались, разумеется, на Кулака, но так как в деле выжимания соков старшина с посредником составляли одну душу, то понятно, что жалобщики, т. е. люди посмышленее и побойчее, получали, смотря по заслугам, от двадцати до шестидесяти ударов без всяких разговоров и рассуждений. Мужики еще раз убедились. что на кулака жаловаться нельзя. - Если нельзя жаловаться, то можно что-нибудь другое, - подумали они и вспомнили при этом, Бог весть где пропадавшего, Гаврика Щелкунова. В это время подошел, как на грех, такой случай: в волости проживал сын заштатного дьякона, такой же заштатный учитель одной несуществующей школы, Лука Скудельников. Это был сначала первейший приятель Гвоздики, одного с ним поля ягода, но только без разрушительных инстинктов черниговского однодворца; они вместе пили, вместе охотились и доставляли себе всякие другие утехи. Все шло, как нельзя лучше, - как вдруг между приятелями произошел неожиданный разрыв: заштатный учитель, оскорбленный за что-то старшиной, пожаловался на нe­го Гвоздике. Гвоздика, находясь под влиянием старой водки в самом мрачном настроении, не только не удовлетворил обиженного, но даже и пообещал расправиться с ним на конюшне без всякого уважения к его несомненно-духовному происхождению. Понятно, что после этого не могла уже устоять никакая дружба, и дважды оскорбленный попович поклялся отмстить и Кулаку, и Гвоздике.

- Вы, ребята, чего ждете? - сказал он, собрав у себя вечером в хате знакомых нам братьев Бычковых, Филиппа Тилипута, Степана Черкаса, Ивана Хмелевского, Петра Подгорного и веселого парня Василия Крюка, из соседней деревни. - Чего ждете? ведь в правление на счет Кулака бумага пришла.

- Какая бумага? - спросил Черкас.

- Настоящая казенная бумага за печатью. Нешто не слыхали? - искренно удивился Скудельников.

- Откуда нам слышать? вот коли раскладка какая, так живо скажут, - покачал своей старой, много вынесшей головой Петр Подгорный.

- Кабы только раскладка, а то и того хуже! - вздохнул непризнанный наставник, стараясь возбудить интерес слушателей.

- Да ты говори толком, чего тянешь! - сказал с сердцем нетерпеливый Иван Хмелевский.