Обрывки

– Ну ни фига себе постарались минчане. Это ж надо было такую гору мусора собрать. Вот радость-то будет археологам лет через… много. Сейчас, если раскопают археологи какую-нибудь выгребную яму в древнем поселении, то что они там найдут? Несчастные осколки керамики, крошечную позеленевшую монетку, кости, тщательно обгрызенные и расколотые. И радуются каждой самой мелкой находке. А вот археологи будущего будут разгребать наш «культурный слой» экскаваторами. Ещё и перебирать начнут:

– Так, этот айфон у нас в музее уже есть. И этот телевизор тоже. А холодильников такой модели у нас уже сто штук.

И барахлом нашим будут завалены все музеи.

Еду я мимо этой огромной кучи мусора и вдруг вижу почти чудо. У подножия мусорного Эвереста – деревенька небедных людей, а посреди нее – церквушка. Маленькая, белая. И свет утреннего солнца падает так, что мусорная куча находится в тени, а церквушка светится белыми стенами, золочёным куполом и почти невидимым крестом. Мусорная куча грозно нависает над ней, но она где-то там, далеко, сзади, в темноте. Наглядная демонстрация победы света над тьмой.

И сразу как-то легче на душе становится. Вот бред же, а красиво. Только представляю, какие запахи в этой деревеньке небедных людей.

* * *

Кстати, насчёт мусора и холодильников. Сейчас у меня на кухне холодильник большой. Когда жил в общаге медуниверситета – холодильник под столом в комнате помещался. Да и что там было хранить? Полупустую банку солёного сала? Кастрюлю с засохшими остатками гречневой каши? Однажды, помню, разбогател, так пельмени лежали. Дня два. Потом разорился и заначку съел.

Пока кочевали с женой по съемным квартирам – каких только холодильников не насмотрелись. Помню, один ревел так, что соседи снизу приходили. Жаловались. А второй морозил так, что стоило положить в него на пару дней пачку масла, потом приходилось размораживать, чтоб освободить его из ледяного плена. Чувствовали себя то ли Каем, то ли Гердой. Складывали из осколков масла слово «Бесконечность».

А когда своя квартира появилась – тут уж мы пустились во все тяжкие и купили Холодильник. Здоровенный такой, тихий. Включили, торжественно открыли, полюбовались на свет лампочек. Закрыли. Положить в него было совершенно нечего, потому что все деньги на месяц вперёд безнадёжно потратили.

К счастью, времена пустого холодильника прошли, но сейчас у нас другая беда. Готовим мы с женой по принципу, кто первый с работы пришёл, тот и начинает. Мне кажется, она иногда специально задерживается, или это у меня паранойя?

Короче, готовим каждый день. Много. Особенно я отличаюсь, потому что с работы прихожу голодный. А когда я голодный, то себя не контролирую, могу на целую роту солдат наварить. А у меня в части не рота солдат, а две девочки. Пришли, носами покрутили, поклевали. И в наготовленной горе еды их деятельность едва заметна. А один я справиться не могу, и так уже под центнер вешу, пиджаки на животе не застёгиваются.

Еда осталась, значит – в кастрюльку, в контейнер и в холодильник. Потом съедим. А назавтра жена раньше приходит и тоже готовить начинает. И тоже немало, потому что у неё муж поесть любит. Любит, но не настолько же! И муж, как все нормальные люди, недавно произошёл от обезьяны. От обезьяны, дорогая, а не от бегемота!

Не доели. Поставили в холодильник. Новый археологический слой.

А в субботу с утра лень готовить, лезем вглубь веков, ищем, чего бы перекусить. О, плов! А когда я плов готовил? Юлька, ты плов не готовила? На этой неделе точно нет? Значит, лучше крышку контейнера не открывать. Я же военный эпидемиолог, должен препятствовать вторжению чужеродной культуры, которая захочет уничтожить человеческую цивилизацию. А выбрасывать жалко. Пусть ещё постоит.

* * *

Стоял я как-то у светофора. Долгий такой светофор, минуты полторы красный горит, есть время подумать, послушать по радио целую песню, с женой поругаться, потому что опаздываем оба на работу, а светофор издевается.

А тут смотрю – весенний сквозняк кружит грязный белый пакет с логотипом известного гипермаркета. Поднимает его по спирали, бросает из стороны в сторону. Пакет, как живой, мечется, дергается, потом плавно идёт вниз, но сквозняк его не отпускает, бьет в бока резкими порывами, рвёт в стороны.

«О, красота по-американски», – подумал я.

В этом движении пакета действительно есть что-то завораживающее, хотя Рики Фиттс, конечно, псих, каких мало. Пакет покружился, поднялся на уровень третьего, седьмого этажа, постучался в окна надутого офисного центра. Его, понятное дело, не впустили, и он полетел дальше. Я уже и про светофор забыл.

А потом ветер изменился, и вся эта дрянь спикировала вниз. И прямо мне на лобовое стекло – хрясь! А я машину только вчера вечером помыл. А пакет грязный.

«С…а, – думаю. – Ну вот никакой эстетики в жизни!»

* * *