Он подошел к книжным полкам. Книги в сиреневых, желтых, розовых и зеленых переплетах обычно действовали на него успокаивающе. И всегда, когда он волновался, поссорившись с женой, глядя на книги, он думал: ничего, это пустяки. Нужно взять книгу и почитать. Забыться? Что бы взять?
Но сейчас его рука, протянувшаяся было к полке, опустилась. Он уныло опустил голову: «И зачем я их собирал? Маня продаст их за бесценок, когда меня увезут туда».
Ему представилось, как приедет «скорая помощь» и его, буйного, увезут в желтый дом, где понемногу он станет животным и будет ползать, как Мопассан.
– Что это за безобразие, почему это безобразие, для чего это безобразие, – сказал он себе.
Он подошел к окну и посмотрел на улицу. В доме напротив осветились окна. Началась вечерняя жизнь. На улицах торопились домой мужчины и женщины, и сверху из теплой квартиры хорошо было смотреть, как они смешно бежали, каждый занятый своими мыслями, и какие у них маленькие фигурки; улица и особенно канал, покрытый снегом, немножко успокоили его, и он подумал: «Завтра, к счастью, выходной и с утра я могу пойти к невропатологу».
Ночь он спал нервно, ворочаясь. Он ночевал в кабинете, чтоб не видеть ее. Утром, наспех позавтракав, он выбежал из дому, вскочил на «четверку» и поехал на Васильевский остров к профессору.
– Разденьтесь, – сказал профессор.
Петров стал неуклюже и растерянно раздеваться, как раздеваются у врача, стыдясь своего нижнего белья и не зная, куда положить одежду. И вдруг странная мысль заставила посмотреть на себя в зеркало. Не исчезло ли у него что-нибудь за ночь? В конце концов и он не был гарантирован от этого.
– На что жалуетесь? – спросил профессор.
– Я? – переспросил Петров.
– Разумеется – вы. А кто же? На что жалуетесь?
Петров подумал: «Сейчас скажу, что у жены исчез подбородок и брови. Что будет? Он вообразит, что я сумасшедший. Но может быть, в самом деле это с ней случилось?»
– Нервы, – сказал Петров. – Галлюцинации. Странные сновидения.
– Сядьте в кресло, – сказал профессор.
Он проделал все необходимые манипуляции, зачем-то заставил Петрова пробежаться по комнате и сказал:
– Да. Есть небольшое переутомление. Вы, вероятно, работаете по вечерам?
Когда Петров выходил из квартиры профессора, он чувствовал, что он был отменно здоров и всё: и профессор, и передняя с пейзажами на стене, и прохожие на улице, – всё, казалось, говорило ему, что он здоров, здоров, здоров.
Дома он застал большие перемены. Когда он открыл дверь и зажег свет в передней, он увидел, что на вешалке нет Маниной шубы, а на столе нет муфты, и в том месте, где стояли боты, их нет.
«Не были ли воры», – подумал он.
Но все другие вещи – его пальто, его летняя шляпа, плащ – все висело, как всегда, там, где висело всегда.
– Маня! – крикнул он, открыв дверь в спальню.
Но никто не ответил.
– Маня! – позвал он.
Но никто не отозвался.
Мани не оказалось, и он не нашел ее ни в кабинете, ни в ванной, ни на кухне. Она ушла, надев шубу, боты и взяв муфту. Может, брови, подбородок и рука снова на своем месте. Не могла она в том ужасном виде выйти на улицу.
Он пошел в кабинет и стал ждать ее с нетерпением, ходя из угла в угол. Ну куда она пошла? В булочную? Или, может быть, не дождалась вечера и сама поехала к Соне?
В квартире было тихо, лишь в кухне монотонно капала из крана вода. Буль-буль-буль!
Он пошел на кухню и завернул кран. Он стал быстро ходить по комнате, иногда останавливаясь и прислушиваясь, не слышен ли шум ее шагов.
Часы уже показывали четыре часа. Он возвратился домой в два. Было тихо. Он подходил к окну, и выглядывал, и смотрел на прохожих: не идет ли она? Но ее не было.
Ему представилось, что с ней могло случиться какое-нибудь несчастье, например посреди улицы могли исчезнуть ноги. Она могла упасть. Ведь рука и подбородок исчезли так внезапно. Но он прогнал эту мысль.
– Это невозможно, это невозможно, это невозможно, наконец, – пробормотал он.
В передней раздался телефонный звонок. Он подошел и снял трубку.
– Это ты, Витя? – услышал он ее голос, голос Мани.
– Да, я. Где ты? Откуда ты звонишь? Как ты могла выйти из дому в таком виде?
– В каком виде? Неодетая? Нет, я оделась. Да, да. Звоню из магазина. Купила мыло и фрукты. Нужно сварить компот. Ах, Витя, какой сегодня чудный день. И все дамы смотрят. Я понимаю, не на меня, а на мое манто. И одна дама в магазине спросила, где я покупала муфту.
– Да как же им не смотреть. А она не спросила, эта дама, зачем тебе муфта, когда у тебя…
– Ах, оставь. Мне надоели твои глупые придирки. Да, да. Иду домой…
Он повесил трубку, и опять надежда, что всё в порядке и на своем месте, словно разбудила его от далекого и кошмарного сна.
Он подставил чайник под струю, повернул кран, в это время вошла Маня. Она открыла дверь ключом и вошла тихо. Он поставил чайник на плиту и, забыв завернуть кран, побежал к ней в переднюю. В передней было не очень светло. Она снимала боты нагнувшись и стоя к нему спиной, так что он не видел ее лица.
– Маня. Я так волновался за тебя.