Obscura reperta [Тёмные открытия]. Игра в роман

Итак, люди, менее всех подверженные системному страху, люди, которых я назвал общо философами, в основном выбирают один из двух путей: одни пользуются больше логикой и нередко попадаются в собственную ловушку, не позволяя себе выйти за пределы логики, которая суть тоже система. А другие, таких вообще единицы, – ловцы откровения свыше, они, как правило, хорошие проводники, медиумы, участь таких людей плачевна: их объявляют безумцами и еретиками. Ведь если с философским учением можно согласиться или поспорить, то с божественным откровением не поспоришь – статус не позволяет. Но есть выход – поспорить с тем, что это от бога, и таким выходом система наиболее успешно пользуется, чтобы противостоять пророкам и духовидцам. При необходимости задним числом кое-какие заслуги за ними признаются, но, обычно это уже награды посмертные. Искатели откровения имеют свои слабые стороны – они люди. А у каждого человека, каким бы святым он не был, всегда остается погрешность на человеческость. Как бы не выпадали они из эпохи благодаря своему дару, они все-таки родились в конкретный период истории со всеми вытекающими последствиями. Но вот что интересно, малыш, люди эти, к которым я испытываю искреннюю симпатию, в общем и целом все говорят об одном и том же, понимаешь, из своих разных веков и стран они говорят об одном и том же – о необходимости для человека выйти за пределы человеческого, перенастроить себя так, чтобы воспринимать другие уровни, без этого вряд ли возможен путь ко всеобщему благу.

Вот послушай, всего пара фраз, а в какую неизведанную высь они уносят душу. «Небо, произведенное из Рода Человеческого, есть самою целью сотворения Вселенной, и эта цель, в действии своем и поступательном движении, есть Божественное провидение в деле спасения человеков. Божественное провидение непрестанно в действии на спасение человека, но спасены быть могут лишь желающие быть спасенными; желают же быть спасенными лишь признающие Бога и ведомые им». Это Сведенборг, ученый, который к концу жизни стал духовидцем. Его путь удивителен! Это записано им в восемнадцатом веке, издано на многих языках, почему же мы до сих пор не хотим этого слышать? Буддийские просветленные учителя предлагали желающим просветление здесь и сейчас, и желающих не нашлось, понимаешь, вот действие системного страха наглядно!

Роланд посмотрел на брата и улыбнулся.

– Извини, что-то я разошелся…

– Ты уже увидел просвет истины? Ты осознаешь все это, и как тебе с этим живется?

– Мне живется интересно, бутуз. Очень интересно! Возможно, поэтому я и не стремлюсь к семейным радостям. С процессом размножения человечество справится и без меня, хотя когда-нибудь и со мной такое случится, а может, и уже случилось, а я не знаю… Ладно, теперь вытряхни это из головы. Сегодня у тебя как раз системные задачи.

Вечером Артур привез картины. Открыла ему Эммануэль.

– Здравствуйте, Артур, проходите! Поставьте сюда, пожалуйста.

– И вот приглашение, – протянул он ей листок.

– Спасибо, надеюсь, что приду. Мне очень понравилась галерея вашего брата.

– Роланд будет рад.

– А вы… я хотела спросить, вы видели картины?

– Нет, он их упаковывал без меня.

– Мне не терпится их развернуть, давайте посмотрим?

– Конечно, надо проверить, что все в порядке.

Пока она возилась с упаковкой Артур стоял неподвижно, впитывал все, что происходило в комнате – вечерний свет, звучащий где-то в другой комнате джаз, ее движения, которые вдруг под его взглядом замедлялись, замирали и возобновлялись неуверенно, как ответ на экзамене, ее просторное платье, окрашенное так, словно девушку на время поставили в тазик с фиолетовыми чернилами, и ткань впитала их, но чернил хватило только на половину платья, а верх и рукава остались светло-зелеными.

Артур и не думал помогать ей, не думал о том, что это кажется ей странным и обидным, он просто плыл в ее музыке, просто ждал, когда тема сменится и вновь польется ее голос.

– Вам нравится? – Маленькую картину Эмануэль держала в руках, рассматривала, даже понюхала, Артуру показалось, что еще немного и она лизнет этот холст.

– Я не люблю натюрмортов, – просто сказал он.

– А что любите?

– Море. Поля… в общем, простор.

– На картинах?

– Больше просто так. Но если говорить о картинах, то на картинах тоже. Брат подарил мне альбом Тернера, его работы мне очень пришлись по душе, есть еще много картин, которые мне нравятся – у Писсаро, Моне, Ван Гога, и других, чьих имен я не помню. В отличие от Роланда, я только могу сказать, нравится мне что-то или нет.

– То есть вы не разбираетесь в живописи.

– Нет. Мне нужнее архитектура, я ее лучше понимаю.

– Ну да, вы же строительством занимаетесь, отец мне рассказывал, и что-то еще…

– Судоверфь…

– Поэтому – море?

– Наверное. Как-то не задумывался, почему. Нравится – этого достаточно.