Obscura reperta [Тёмные открытия]. Игра в роман

Аши склонился в почтительном поклоне. Вскоре Нуш принесла завтрак, Варвик жестом велел ей сесть возле него и разделить с ним трапезу. Она смущенно повиновалась. Всякий раз, когда Варвик обращался к ней – объяснялся пока приходилось жестами – она смотрела на него с благоговением и счастьем, и ему казалось, что с ее личика льется в его сердце чистый свет. Весь день он не отпускал девушку от себя, развлекая ее мелкими фокусами, в каких ему была способна помочь цивилизация. Все – огонек зажигалки, открывающийся портсигар, к сожалению пустой, бритвенный станок – вызывало у нее восторг. После полудня они вместе отправились гулять, а когда вернулись, он вспомнил, что в его распоряжении целая гора сокровищ. Он нарядил Нуш в эти безделушки, чем она осталась очень довольна. Пока она была рядом, он то невзначай касался ее плеча, то брал за локоть, а когда надевал ей браслеты на руки и ожерелья на шею, его пальцы ласково проводили по нежной коже девушки, и волнение, оставленное где-то в далеком времени его первой любви, вновь воскресало и томило его.

Совсем стемнело, Нуш принесла ужин, и они вместе полакомились фруктами и зажаренным на костре мясом козленка. Варвик растянулся на соломе и глядел на девушку, раздумывая, оставить ее у себя или отпустить. Он слышал, как возле хижины ждет Аши. Весь день Варвика преследовало ощущение, что жрец следит за ними.

– Аши! – крикнул он, и когда тот вошел, сказал. – Девушка может идти. Пусть приходит завтра. «А тебя я куда-нибудь отошлю», – решил он, глядя, как они удаляются.

На следующее утро Варвик подозвал Аши и, осведомившись, как продвигается самосовершенствование жреца, сказал:

– Ты должен отправиться сегодня на дальний мыс, где мы недавно были с тобой, и там предаться созерцанию небесного пропеллера. Когда солнечный диск коснется краем моря, тебе будет явлено знамение. Ступай!

__________

Солнце стало красным и опустилось в море, но никакого знамения Ашы не было. Следуя странному приказу бога провести день за созерцанием небесного пропеллера, – а ведь он виден только ночью, – Ашы до позднего вечера просидел на гладком камне дальнего мыса. Теперь он встал и пошел обратно в поселок.

Какое-то предчувствие угнетало его, это началось еще вчера, когда Нуш вечером уходила из хижины Бога.

– Ашы! – воскликнула она. – Если я буду служить Богу, я смогу быть равной тебе. Мне бы только выучить его язык. Всю ночь Ашы обучал девушку словам этого языка, но в груди его уже поселились сомнения страшнее тех, что одолевали его раньше.

Размышляя обо всем, Ашы добрел до поселка и направился к жилищу Нуш у края леса. Возле него он увидел Зыша, который укреплял шалаш, чтобы тот не клонился набок. Нуш сидела на земле и болтала с ним, но голосок ее, прежде звонкий и беззаботный, звучал сейчас неуверенно, глухо. Ашы подошел и, присев рядом с девушкой, обнял ее. Нуш отстранилась, глянув на него испуганно и виновато.

– Нельзя трогать меня!

Молодой жрец резко поднялся и скрылся в лесу, когда густые заросли сомкнулись у него за спиной, Ашы бросился на землю и стал бешенстве кататься по ней. Внезапно до слуха его долетел уже ставший привычным голос: «Ашы!» Бог звал его, но Ашы по-прежнему лежал на земле. Зов повторился, юноша не двинулся с места.

Последние предрассветные часы Ашы посвятил медитации и утром, представ пред очи Всеблагого, вновь почувствовал, как благоговейная радость разливается в его сердце. Услышав тот же нелепый приказ, что и день назад, Ашы вновь отправился на мыс, убеждая себя, что будь он совершенен, он смог бы, как сказал Бог, узреть небесный пропеллер и днём. Однако тщетно он искал его на небосклоне. Солнце зашло, и Аши снова побрел в деревню.

«Моя любимая стала женой Бога, – повторял он про себя, – я должен быть счастливым, ведь она стала женой Бога…» И тут он первый произнес вслух самое страшное: «…если только это Бог!»

Прошло несколько дней, во время которых Аши не видел ни Бога, ни Нуш. Они почти не выходили из хижины, когда-то принадлежавшей жрецу. Юноше казалось, что вся деревня замерла в ожидании чего-то. Особенно это было заметно по женщинам: они перестали работать, наряжались в яркие одежды и дни напролет сидели возле своих хижин, негромко переговариваясь. В один из таких дней поселок огласили горестные вопли. Ашы поспешил туда, откуда они раздавались. Протиснувшись сквозь стену из спин, он увидел окровавленное тельце ребенка и плачущую над ним мать. Оказалось, мальчик упал с одной из прибрежных скал вниз на камни. Люди обратились к Ашы, требуя чтобы тот привел Бога, и жрец со всех ног побежал к его хижине. Он вошел, забыв даже испросить разрешения, и не замечая сидевшей на полу Нуш, крикнул, что народ призывает Всеблагого, чтобы он спас ребенка.

Бог вышел, и они вместе побежали – побежали, а не перенеслись! – туда, где лежал несчастный малыш, тот самый, которого Бог взял на руки в первый день пришествия. Люди поспешно расступились, пропуская их. Бог нагнулся к ребенку, и лица многих осветились надеждой, но Всеблагой лишь стоял, сжав руками виски.