Сегодня я пыталась, руководствуясь его словами, войти в дверь, в которую тогда не пускали. Но медитация была очень смутная, одни блуждания. Правда, я увидела лица, одно сначала – ангела со светлым красивым лицом и крыльями. Потом после очередных блужданий я увидела себя, то есть поняла, что это я внутри светящегося кристалла или кокона, который два человека пытались освободить от какой-то пелены или коросты. Лицо одного я видела – курносый с курчавыми длинными волосами. Я просила провести меня в свет, но никаких слов в ответ я не услышала… Еще запомнились мужчина и женщина, которые обратились в мифических львов. Было некоторое количество удивительных мест, тоннелей, красивых городских пейзажей (как этого не хватает вживую!), несколько разных светлых дверей, но они либо не открывались, либо дверьми в итоге не оказывались. Очень интересными были физические ощущения: кроме ставшего уже привычным тепла в голове и шее сегодня ломило переносицу, и в какой-то момент у меня изо лба вырвался поток энергии наподобие лазерного луча и я им что-то жгла. Пришла в голову мысль, может быть, там проверяют мои способности? Ощущения в голове были очень сильными, и еще руки! Руки сильно онемели и вместе с тем, когда я закончила медитировать, они казались мне переполненными энергией, мне хотелось ее куда-то применить. Я положила руки себе на правую грудь, я давно чувствую там какое-то уплотнение. Было такое ощущение, что руки звучат, что в них напряжены струны и иногда вырываются звуки… Поблагодарила всех и подумала, может, мой путь – стать целителем?
Среди внешней тишины
Артур решил пока не видеться с Эммануэль, а разобраться с разными своими делами, отложенными в долгий ящик. Но вечер понедельника неожиданно выдался свободным. Они с Домиником приехали к дому довольно рано. Артур собрал с сиденья разложенные документы, которые читал в машине. Вышел, раздумывая, не отправится ли погулять.
– Эх, жаль, у тебя мотоцикла нет, – сказал Доминик. – А то погоняли бы!
– Мысли читаешь? Можно на велосипедах – сто лет не катался.
– Давай! – глаза мальчишки заблестели восторгом, как на тогда море, когда Артур доверил ему катер. – Сейчас накачаю, твой какой? – спросил он, заглядывая в гараж.
– Зеленый. – Артур понес портфель в дом.
Доминик показывал места, где обычно катался на мопеде, без мотора там иногда было тяжело проехать, они гнали, сколько хватало сил, потом останавливались, если что-то привлекало их внимание или место казалось подходящим, для того чтобы передохнуть и покурить. В бесшабашном катании, в разговорах о детских приключениях, Артур понял, что теперь простил Эмму, хотя он не позволял себе считать, что она обидела его, но это чувство постоянно просачивалось, как мыло в глаза, разъедая его спокойствие.
Они остановились посреди поля – небо было такое, что необходимость именно сейчас смотреть на него почувствовали оба. Доминик развалился на траве. Артур тоже улегся, положив руки под голову. Облака, подсвеченные розовым и оранжевым, оттененные серым и сиреневым, казались ему мертвыми гигантами, торжественно проплывавшими над землей на погребальных челнах. Одно облако было особенно похоже – вот голова в профиль, вот протянутая на грудь седая борода, плечи, вздыбленные ребра, сложенные на животе руки… Герои прошлого плыли в величии и покое, Артуру казалось, что он слышал хор голосов, певших о необходимости смерти, о жизни, велящей постоянно стремиться к чему-то недостижимому, о мире, переполненном красотой, отменяющей всякий смысл кроме самой себя.
– Я тебя люблю.
Эти слова, на которые Артур вдруг наткнулся среди внешней тишины, он прокрутил в голове несколько раз – какими были звук голоса, интонация, как медленно мальчишка это сказал, будто не хотел, чтобы это переставало звучать. Артур словно впервые услышал признание. Столько бездумного подчинения темным для разума законам и столько радости еще не вкладывал в эти слова ни один из тех, кто говорил их ему. И ничьи слова не пробивались в него так сильно. Он не знал, сколько времени прошло, прежде чем он ответил.
– И я люблю тебя.
Доминик расхохотался. Казалось, волны расходятся от него по траве и сам он качается на этих волнах, они подкидывают и бросают его вниз. Артур сел и закурил, Доминик повернулся к нему, не в силах остановиться. Артур прижал его голову к земле.
– Все, – дал ему недокуренную сигарету, – не свихнись от счастья.
Когда он затянулся, Артур убрал руку с его щеки. Ладонь была мокрой.
– Вот это самое главное, – сказал Доминик, закрывая глаза.
– Что?
– То, что ты не боишься быть таким дураком!
Они закурили снова.