Обсерватория в дюнах

Ей было девятнадцать лет. Мир был полон чудес, каждый наступающий день приносил радостные открытия, мир был прекрасен и сам по себе, но он был в тысячу раз лучше потому, что в нем жил Яша Ефремов.

Такого, как Яша, не было нигде и никогда: он был совсем особенный, к нему тянуло. Он незаметно входил в комнату, полную народа, например на собрание или ученый совет, и сразу возникало тревожно-радостное ощущение: он здесь, даже если Марфенька не видела его, сидела к нему спиной. И то, что она всегда могла почувствовать его присутствие, тоже было изумительное чудо, как вся жизнь, как мир.

Они еще не объяснились в любви. Яша упорно молчал - не признаваться же было Марфеньке первой! Она ждала. И ожидание -тоже было счастье и чудо.

В канун перелета через море Яша и Марфенька весь день просидели вместе с инженером Сережей Зиновеевым в комнате при баллонном цехе; проверяли все аэростатические расчеты. Серело недавно появился в обсерватории. Он был славный парень, только уж очень "пастельный": у него были синие глаза, розовые щеки, желтые, как цветущий овес, прямые волосы. Марфенька от души жалела его за такую немужскую наружность, но девчонки из баллонного цеха находили его красавцем.

Работа была головоломной - Марфенька раскраснелась, у Яши выступили на носу бисеринки пота, но Зиновеев был невозмутим. Тонко очинённый карандаш его (Марфенька сразу сломала бы такой) летал над столбцами цифр. Нужно было рассчитать подъемную силу аэростата, начальную сплавную силу и вес балласта.

Длительность перелета требовала самого тщательного расчета: здесь учитывалась каждая мелочь. Например, утеря подъемной силы при охлаждении газа холодной ночью. Подсчитывалась высота, которую достигнет аэростат в результате расхода балласта и действия перегретого газа, и тому подобное. Марфенька - в недавнем прошлом лучший математик школы - с удовольствием углублялась в расчеты, Яше они давались с большим трудом. Он вздохнул с облегчением, когда все было наконец кончено.

Подошел Мальшет. Вид у него был утомленный, волосы давно следовало бы подстричь, а рубашка, кажется, не глажена, но зеленые яркие глаза смотрели весело.

- Ну, как будто все предусмотрели, что возможно! - сказал он с удовлетворением.- Стартуем завтра в семь часов вечера. С Марфой Евгеньевной летят Турышев и Лиза. С тобой, Яша, выхожу я, лаборанта мне не нужно.

Вечером все собрались у Турышевых - пили чай, беседовали, спорили: как всегда, немного помечтали о будущем. Мальшет нарисовал картину - очень образно,- какой станет Земля, когда исчезнут пустыни. Яша внимательно слушал и даже записал кое-что в записную книжку. Были Фома с Лизой. "Они не похожи на счастливых влюбленных",- подумала о них Марфенька. Лиза делала явные усилия, чтоб казаться веселой, Фома выглядел подавленным, что так не шло к его мужественному бронзовому лицу на могучей шее, ко всему его облику Геркулеса.

"Бедный чемпион, бедный капитан, а у нас с Яшей не так будет,- решила Марфенька,- мы любим".

Они проводили Фому и Лизоньку до дороги. Лиза поцеловала брата и Марфеньку, села на мотоцикл позади Фомы, и они уехали в Бурунный, в дом с иллюминаторами вместо окон.

Очень светлая была тогда ночь, полнолуние и ни одной тучки. Ветер улегся на каком-то острове спать. Марфенька повела Яшу к скале с приборами. Ракушки хрустели под ногами. Вода чуть плескалась, набегая на сырой песок. Пахло морем, а крикливые морские птицы спали. Изредка какая-нибудь кричала спросонья в кустарнике.

- Ты счастлив? - спросила Марфенька, останавливаясь и заглядывая Яше в глаза.

- Очень! А ты?

- Ох! Я, наверное, самый счастливый человек на всей планете! Больше уж некуда быть счастливым, понимаешь? Яша, скажи... я хочу знать... я имею право, наконец... Ты...

- Марфенька, я все скажу тебе после перелета.

- Разве ты знаешь... что я хотела спросить?

- Знаю,- серьезно подтвердил Яша.

- А поцеловать ты меня можешь... до перелета?

Они до самого рассвета бродили у моря и целовались. Утром можно было спать сколько хочешь: они были свободны до четырех часов дня.

И, конечно, Яша не выдержал и сказал Марфеньке все, что ей так хотелось услышать. И, конечно, утром ни он, ни она не уснули ни на один час.

На стартовой площадке было тесно и весело, как в праздник. Огромный качающийся воздушный шар придавал какую-то особую торжественность проводам, и Марфеньке почему-то вспомнилась Москва, Красная площадь, елки у зубчатой кремлевской стены, толпы народа...

Кто-то жал аэронавтам руки, кто-то желал удачи, председатель Бурунского исполкома, кажется, произносил речь, а какая-то старуха стала громко и жалобно причитать, что было, пожалуй, несколько неуместно. И все покрывал тоскливый пронзительный крик чаек: "а-а-а-а-а!"

Христина порывисто обняла Марфеньку, которая в синем комбинезоне на меху и кожаном шлеме выглядела заправским пилотом.

- Береги себя! - шепнула Христина, подбородок ее задрожал.

- Буду осторожна, не волнуйся!

Марфенька крепко поцеловала ее в губы и на момент почувствовала себя виноватой за свое непомерное, незаслуженное счастье.