Обсессия

– Конечно, – какая эта по счету ложь за сегодня?

Леон облизнул нижнюю губу, потёр ребром ладони красный кончик носа и зашагал к супермаркету.

– Врать – плохо, но я тебя прощаю. А насчёт той фотографии… Её разослала Дельфи, – сказал он на прощание, ожидая какого-либо ответа от меня.

Я проговорила несколько раз это имя, впадая в отчаяние и нежеланную панику. Если это реально сделала Дельфи, то, складываем два и два, фотографию она получила от…

– Нет, – сглотнула я, подняв напуганные глаза, – ты ошибаешься.

– Жаль, что это не так. Тебе пора проснуться, Агата. Проснись, не то на месте Бьянки скоро окажешься ты, – кивнул мне черноволосый, потянул на себя стеклянные двери и этим самым поставил точку в нашем разговоре.

Язык прирос к нёбу, голова закружилась, будто карусель. Леон не мог так жестоко бросить правду мне в лицо, однако сделал это. С одной стороны, полежав дома и хорошенько пошевелив мозгами, я бы сама догадалась, тем не менее с другой… мне тяжело признаться.

В третий раз за сегодняшний день я почувствовала, что мне не по себе.

Глава 2

Ночка выдалась бессонной. Последствия – уродливые, хорошо выделяющиеся на фоне моей бледной кожи с веснушками, синяки и туманность рассудка. Не выспавшаяся Агата, говорили мне друзья, это настоящий живой мертвец. И они не лгали.

Несмотря на свою сонливость, оставалась я с утра в тонусе: перекусила подгоревшим хлебом с маслом и запила эту несъедобную бурду колой, которую вчера купил папа. Он, к слову, ещё не проснулся, но я слышала его бурчания в комнате в мою сторону: «Снова складки на брюках, Эгги».

Домашние дела точно не моя стихия. Скупать пластинки на блошином рынке, перечитывать одну и ту же книгу по воскресеньям, играть в дартс – обеими руками «за», но вот глажка, готовка или элементарная уборка – увольте. Другое дело, если бы этим занималась моя мать, тем не менее её в нашем доме нет уже семь лет. Возможно, жестоко выражаться оскорблениями о собственной матери, а именно это я и делаю в последнее время, однако моя мама, Мэй, если кому-нибудь интересно как зовут эту охотницу за богатенькой жизнью, оставила нас с отцом и удрала во Флориду. Признаться честно, помню из детства я мало что и уж точно я не была просвещена в личную жизнь родителей, поскольку постоянно гостила у бабушки с дедушкой на ферме. По рассказу отца, мама всего-навсего устала от ежедневной бытовухи, от банальщины и безработного в то время мужа, поэтому собрала свои пожитки, воспользовалась моим отсутствием и поставила папу перед фактом: «Маркус, я ухожу от тебя». Видимо, я досталась папе бонусом к разбитому сердцу. Забавная история, не находите? Называется «Моя гребаная жизнь».

Итак, что-то мы отошли от темы… В школу я сегодня заявилась за тридцать минут до звонка, чтобы поговорить с Кэндис, а потом, скорее всего поссорившись, запереться в сортире и позволить себе отдышаться.

К моему великому везению, машина Макса, на которой они приезжают в школу, стояла на парковочном месте, а значит подружка уже здесь. Собирая на ходу пряди цвета меди или, как любит сравнивать Брайан, пламенные, в хвост, забегаю в холл и растворяюсь в толпе старшеклассников.

Бруно, Макс, а рядом с ним, подрыгивая ножкой, Кэндис сидели на диванчике художественного класса. Заметив несущуюся рыжую бестию, Бруно широко и приветливо улыбнулся, подбросив брови вверх, но я на него не обратила внимания, заострив стеклянный взгляд на уткнувшуюся в мобильник Кэндис.

– Что это? – остановилась в шаге от диванчика, показывая фотографию Бьянки.

Брюнетка с ободком на голове не сразу поняла в чем дело, оглянулась и, взглянув сперва на меня, после на экран телефона, хлопнула накладными ресницами. Макс, не убирая руки с её плеча, противно жевал жвачку.

– И тебе доброго утречка, – как ни в чем не бывало протянула Шиммер.

Я стиснула челюсть, бросила сумку на пол и опустила руки по швам.

– Ты издеваешься? Кэндис, какого черта эта фотография делает у Дельфи?! Бьянка, кроме нас, никому её не отправляла!

– Йоу, Эгги, остынь, – Макс выпрямился и жестом попросил об одолжении.

Я нахмурилась на того, но ничего не сказала, вернув глаза на посерьёзневшую девушку. Наконец-то хоть какая-то реакция, а то складывается впечатление будто я с рыбой говорю.

– Только не ругайся, – встала на ноги Кэндис, – она не знала какое купить себе белье, и я ей описала комплект, который мы дарили Бьянке. Дельфи попросила снимок, я и отправила… А она, видимо, отправила его Гарри, тот кому-то ещё…

Мне резко захотелось взять нитку с иголкой и зашить той рот, потому что, чем больше она говорила, тем сильнее раздувалось раздражение в груди. Подобно нейротоксину моя злость через сосуды и вены овладевала всем телом, парализуя его.

Невозможно контролировать ненависть, да и не хочется, ведь Шиммер ведёт себя настолько непринуждённо и спокойно, как будто Бьянка никогда не являлась нашей лучшей подругой. Будто это нормально, что про неё сплетничают до сих пор и обсуждают тело. Словно… словно, когда Вайш совершила самоубийство, Кэндис отказалась от неё. Так просто, по щелчку пальцев.