О том, какой сегодня день недели и какие у меня пары, до меня дошло уже в институтском лифте, когда рука потянулась к кнопкам. И правда: а куда мне ехать? Рассудив логически, что у меня сейчас Лисковский и что ИДЗ, с горем пополам и светлой Серегиной помощью, я сделал и даже умудрился, впопыхах, прихватить с собой, говорило в пользу практики у Лисковского. Вот я и нажал на кнопку 7. На третьем этаже лифт остановился подобрать попутчиков. Каково же было мое удивление, когда в лифт вошел сам, неподражаемый, Лаврентий Бесогонович. Эта наглая рожа отвернулась от меня, и как-то с опаской, вжалась в противоположную стенку просторной кабины, рассчитанной на 10-12 человек. Испугался, видно, что его догонит мой утюг, скромно упакованный в пакетик. Только потом, один добрый человек, рассказал мне, что в этом была разгадка того, почему на той паре мне были подписаны все ИДЗ одним махом. Лисковский, оказывается, страдал манией преследования. А пока, я ехал в полном неведении и с громадным булыжником на душе.
Лисковский пропустил меня перед собой в аудиторию, оказывая честь не быть наказанным за опоздание. А это многого стоит, поверьте. В целом то, что было на паре, ни единым словом не отложилось у меня в голове из-за постоянной тревоги за Сергея. К концу второго часа я в край извелся. На автомате, принес на проверку свои ИДЗ, пребывая в полнейшей уверенности, что меня пошлют и дальше гулять по саду, и курить бамбук. Но когда на всех ИДЗ отразилась размашистая карлюка подписи Лаврика, я как будто второй раз проснулся, так сказать, вернулся в реальный мир.
— Всё? — стою и смотрю на Лисковского ошалелым взглядом.
— А что, еще хотите одно ДЗ для себя, персональное? — наглая, жабья морда Лаврентия Гнобиславовича расплылась в ехидной улыбке.
— Нет, — я испугано отскочил от стола. — Не надо.
Скажем так, в тот момент, я даже о Просковине забыл. Подхватив свои манатки, полетел по лестнице (лифт для меня не существовал в тот момент) на верхний этаж, под крышу, в тайную курилку нашей кафедры. Я весь светился, глаза горели, как фонари на ночном электропоезде, хотелось во всю глотку заорать «Ура!» или еще какие-то слова, типа «Жеронимо!», только, в последний момент, осекся.
На меня с укоризной смотрел Серега.
— Я его, значит, ищу по всему институту, а он тут курит! — с улыбкой в 32 зуба, подлетаю к нему, и буквально в миллиметре, останавливаюсь. — А давно ты куришь?
И, быстро посмотрев по сторонам, оценивая обстановку, делаю шаг навстречу Сереге, прижимая его к стене, бегло целую. Потом отойдя на шаг назад, пока не получил его горящим окурком в глаз, заботливо спрашиваю:
— Как ты?
— Проктолог был в шоке, написал мне справку в милицию об изнасиловании, — у Сереги все еще был легкий шок от моего нахального поступка. А у меня остановилось сердце от его слов.
— Что? Ты в больнице… милиции? — во мне все дрожало. Веко решило поиграть в часовой механизм и начало дергаться с завидным постоянством секундной стрелки.
— «Что, что»… съел? — его, обычно спокойное и неподкупное лицо, расплылось в веселой, шаловливой улыбке. — У врача не был, отделался только общением с отцом.
Вот непосредственно в этот момент я даже не знал, что хуже: менты или его папик. Я давно знал, что Просковин из семьи военного, мы с Васькой порой шутили по этому поводу, рассуждая, почему наш «смотрящий за крылом» с такой деревянной мордой ходит. Короче, меня торкнуло. Готов был на колени пасть и умолять сжалиться. Глядя на то, что со мной творится, Серега лишь отвел глаза в сторону и серьезным, чуть грустным голосом продолжил:
— Мой отец, он тоже предпочитает… с мужчинами, — Сережка чуть запнулся, говоря последние слова, как будто подбирая более правильную формулировку. — Точнее сказать, он и не мой биологический отец.
Моя челюсть оказалась лежащей на грязном полу, усеянном тоннами окурков.
— Нихера се! — только и вырвалось у меня.
Не желая продолжать разговор, Серега сделал шаг ко мне, и недолго думая, отпустил мне звонкий щелбан в лоб. Смущенно как-то улыбнулся, и с чертятами в глазах, произнес:
— Следующий раунд за мной. Надо будет опытным путем проверить папины советы, и… ты оценишь на своем очке действие свечей с анестезином, — и пока я собирался открыть рот и заявить, что мое очко его девайс не потянет, Просковин сделал еще один шаг. Практически прижимаясь ко мне и лукаво заигрывая. — Через 2 минуты пара начнется.
— Может, ну его? — у меня появилась надежда.
— Ага, щаз, трахоебище лесное, тебе лишь бы всунуть.
Второй раз у меня челюсть оказалась на полу: Просковин матерился. Да, многое мне еще придется о нем узнать, да я и не против.
— Нет, ты че! Я вообще не такой! — только эти слова я уже говорил, сбегая по лестнице вниз. — Успокойся, я сейчас грохнусь и шею сломаю.
— Не мои проблемы, под ноги смотри, — злобно парировал Серега, все еще держа меня за рукав и таща за собой.
Благо, лестница с чердака была короткой, а возле лифта толпилась тьма народу, которую кроме цели «влезть в лифт», больше ничего не интересовало.