Общага (СИ)

— То-то я смотрю, долго дверь отпирал, — с едва уловимой, подъебистой ноткой парировал наглый оккупант. Он уселся на кровать Славки, все такую же ровную и прибранную, словно Славка и не полгода назад уехал, а вчера. Затем откинулся спиной на стену и закинул ногу на ногу.

Я только стоял и диву давался. Просковина созерцал в общаге уже три года. Из-за непрошибаемой серьезности и щепетильности в делах, его назначили старостой нашего крыла еще на первом курсе. Тому, как звали этого загадочного пацана, я даже значения не придавал, относясь к нему, как к турникету на входе: нечто постоянное, необходимое и не нужное. Только, вот сейчас, этот «турникет» сидел вразвалку на Славкиной кровати и нагло сообщал о жилищных рокировках. Сложно сказать даже, что меня сегодня удивило больше: Вася со своим выбором моногамии или новое лицо Просковина.

Признаться, в данный момент я готов был последнему в челюсть съездить. Мне, понимаешь ли, плохо, все бросили, у всех бабы, а я один! И еще это чудо приперлось!

— Еще раз спрашиваю, — стою с видом нервной мамаши, только что помывшей полы во всем доме. — Что тебе здесь надо?

— Понимаешь, Саша, у меня сосед по ночам храпит, спать мешает. А тут, он еще себе подругу приводить повадился. Совсем жизни никакой, даже спокойно подрочить негде, — чинно заявляет винни-пуховский Кролик.

Если до этого мое состояние можно было охарактеризовать как «обалдевший», то сейчас, наверное, оно выросло до энной степени офигения.

— Слышь ты, Просковин!.. — только и смог я выпалить после внушительной паузы, достойной великого и бесценного Станиславского.

— Сергей.

— Что «Сергей»? Какой Сергей?

— Я Сергей. Хватит меня уже по фамилии называть. А то как-то, соседи уже три года, а ты и имени моего не знаешь.

Хотел я сказать что-то ехидное, да промолчал. Рыкнул только и развернулся, уселся на свою кровать. Делай мол, что хочешь, только меня не трогай. Пнул ногой тапок и улегся, не раздеваясь. Достал из-под подушки какую-то книгу и сделал вид, что читаю.

— Ну, я так понял, ты не против, — продолжал меня доставать староста. — Тогда я сегодня у тебя переночую. А то меня не прельщает опять делать вид, что уснул, и слушать, как там Лешка с причвакиванием жарит свою козу.

В какой-то мере я сейчас понимал Просковина. Потому как сам находился в такой ситуации не единожды. В этих вопросах Ваське равных не было. Меня порой посещала мысль, что он это специально делал. Может, хотел, чтобы я к ним присоединился, а может, пытался подколоть в том, что у меня за три года так никого и не было. Только мне, от этих его «мастер-классов самца», было как-то неприятно, неудобно и даже противно. Бывало, что я представлял, как будто не Васька жарит там телку на соседней кровати, а я Васю имею по самые помидоры и это мои яйца хлопают с разгону по его голой заднице. От таких идей в паху начинало ныть, и во избежание эксцессов, приходилось насиловать свой мозг, а точнее, память. Я снова и снова вспоминал пройденный за день, а порой и за весь год материал, стараясь отвлечься от назойливых мыслей. Но один положительный момент во всем этом был: учиться я стал лучше.

Подумав про это, я повернулся к раздевающемуся Просковину и ни с того ни с сего выпалил:

— А ты про какой предмет вспоминаешь в такие моменты?

— Оптимизацию и Машинные автоматы, — без смущения, а самое главное, без уточнения и лишних вопросов, спокойно ответил Сергей, обнажившийся до плавок, и в настоящий момент, застилающий кровать.

— Ясно. Я тоже про Оптимизацию. Лаврентий Павлович вне конкуренции, гнида паршивая.

Впервые я обратил внимание на то, какое оказывается гибкое и изящное тело у Просковина. В полутьме, а к тому времени староста успел выключить свет, его можно было спокойно спутать с красивой девушкой, как раз в моем вкусе. Окинув его взглядом с ног до головы, я снова отвернулся к стене. На душе было гадко. И это уже не от того, что Васька ушел, не от того, что в комнате нарисовался староста, и даже не от того, что я сейчас отчетливо осознаю, как не единожды хотел выдрать Васю. Гадко от всего вместе и еще от чего-то глобального.

Сон настиг меня моментально. Словно, мешком с мукой по голове двинули. Спал, как убитый, согнувшись на своей скрипучей панцирной кровати. Что снилось — не помню. Наверняка, какая-то противная липкая фигня, под стать моему паршивому настроению.

Когда проснулся, верхней одежды на мне не было, только трусы. И сверху — одеяло, не мое, а Васькино. Его парфюм я где угодно узнаю.

Сергея в комнате уже не было.

Глупости (POV Сашa)

Когда в институт собиралась вся большая компания, она неизменно опаздывала. Хотя мы и подгоняли друг друга, и старались оптимизировать совместные действия, и пытались вставать раньше — все равно опаздывали. А сегодня, я и проснулся позже, и нехотя собирался, и даже отыскал что-то, не совсем протухшее, в нашем маленьком, совковом холодильнике, и умудрился свои кроссовки почистить — это уж совсем верх пижонства по моим меркам, — и все равно приперся в институт в первых рядах зеленой недоинтеллигенции.