Общая психопаталогия

Теории обычно притязают на господство над целым. Теоретики инстинктивно сознают, что им каким-то образом удалось уловить сущность предмета, и стремятся одним махом охватить целое. Но их удовлетворенность покупается слишком дорогой ценой. Их воззрения безнадежно фиксируются на одной точке — независимо от того, насколько изменчивыми кажутся внешние формы проявления этих воззрений. Они совершают насилие над действительностью; они глядят на все сквозь одни и те же очки, так что некоторые вещи видятся более или менее отчетливо, тогда как другие выпадают из поля зрения. Похоже, что их идеи теряют какую бы то ни было гибкость — в особенности если это настоящие теоретики, а не люди, лишь забавляющиеся своими построениями. Они восхищают потому, что глубина их познаний сама по себе обладает силой эмоционального воздействия; но еще больше они восхищают потому, что производят впечатление людей, сумевших проникнуть в природу вещей с помощью относительно простых средств. Их теории привлекают других, ибо способны удовлетворять некоторые потребности метафизического порядка. Удовольствие от того, что вы обладаете теорией, — это особого рода околдованность неким самодовлеющим бытием, которое, как вам кажется, вы сумели уловить в его истинной сущности. Поэтому содержание теорий всегда теснейшим образом связывается с мировоззренческими установками и духом времени.

История доказывает, что начальный этап построения теории обычно бывает плодотворным. Предвосхищающие интуитивные представления о целом открывают новые сферы для наблюдений и одновременно создают новые «органы» восприятия этого целого; но в дальнейшем именно влечение к теоретизированию приводит к утрате плодотворного «зерна» теории, ибо порождает уверенность в том, что подробно разработанные схемы полностью охватывают истинную суть основ бытия. Такова обманчивая природа любого теоретизирования, которое хотя и может поначалу характеризоваться замечательно широким охватом явлений, но в конечном счете непременно попадает в тупик рационального конструирования. Первоначальный энтузиазм, обусловленный чувством обретенного контакта с действительностью, превращается в фанатизм всезнания и вырождается в ложную догму. Кризис, порожденный обманчивой природой теории, заключается в переходе от завоевания новых, не вызывающих сомнений фактических данных к необоснованной уверенности в собственном точном знании; эта уверенность, в свой черед, приводит к новой слепоте, которая роковым образом предопределяет характер систематизации и классификации данных. Теоретики, пережившие первоначальный энтузиазм, всячески защищаются от любых сомнений в его неподдельности. Но вместо того чтобы в своей борьбе обратиться к первоисточнику, они пользуются лишь бесплодными умозрительными операциями, дозволенными в рамках утратившей былую гибкость теории; или же они апеллируют к ее претензии на всезнание как к своего рода противовесу, позволяющему нейтрализовать значимость настоящего эмпирического знания, от которого они уже отошли. Обаяние первоначальной истины заставляет ученых держаться за свои теории даже тогда, когда те вырождаются в бесконечные цепи рациональных операций.

Исторический опыт поучителен; он доказывает, что любая психопатология, подчиняющаяся теоретическим интересам, быстро превращается в бесплодную догму. Только психопатология, отталкивающаяся от неукротимого интереса к бесконечно разнообразной реальности, к богатству и полноте субъективного созерцания и объективного фактического материала, к многообразию методов и уникальности каждого отдельно взятого метода, выполняет свою задачу как научная дисциплина. Она отвергает те разновидности теоретизирования, в соответствии с которыми «все запутанное многообразие живой реальности сводимо к немногим возвращающимся биологическим механизмам». Она стремится защитить свою свободу от того чисто теоретического мира, в рамках которого бытие выступает как нечто механическое и будто бы познанное до конца, и прорывается в мир, где реальность присутствует во всей полноте своих проявлений (тем самым она хочет защитить в ученом человека, увести его от ложного знания, разработанного в рамках той или иной теории; поэтому она не закрывает ему доступа к экзистенции, то есть к тому, что является границей психопатологического знания, а не его предметом). Такая психопатология ощущает опасность любых теорий, которые отвлекают ученого от всякого непредвзятого опыта и уводят его в узкие коридоры застывших понятий, схематических воззрений и самоуверенного агностицизма. Необходимо чувствовать как смысл и обаяние теории, так и ее нищету и неполноту.

(в) Фундаментальные ошибки теоретизирования