Общая теория капитала. Самовоспроизводство людей посредством возрастающих смыслов. Часть третья

Разрушение большой семьи в ходе индустриализации и урбанизации ведет к снижению рождаемости, а снижение рождаемости ведет к дальнейшему разрушению большой семьи, запуская самоусиливающийся процесс. В городах многодетные семьи экономически неэффективны из-за относительно высокой стоимости образования и медицины (уровень которых задается глобальным стандартом потребления), и вытесняются малодетными семьями, а в малодетных семьях растут затраты необходимой деятельности родителей, поскольку уже нет бабушек и дедушек, тетушек и дядюшек, старших детей (в совокупности именуемых «аллородители»), которые в традиционных больших семьях берут заботу о младших детях на себя. Урбанизация окончательно вырывает людей из природной среды и помещает их в искусственную среду, в которой культурный отбор начинает превалировать над естественным:

«Если естественный отбор поддерживает большие размеры семьи (или настолько большие, насколько позволяют ресурсы), то культурный отбор с искажением престижа может благоприятствовать маленьким семьям, поскольку у людей с маленькими семьями остается больше времени на приобретение социального статуса. Время, которое тратится на воспитание детей, можно потратить на такие вещи, как бизнессделки, достижение правительственных должностей или публикация научных статей. Другие люди с большей вероятностью будут копировать признаки индивидов с высоким статусом, одним из которых может быть норма “иметь маленькую семью”. Таким образом эта норма распространяется в популяции и приводит к меньшим размерам семей» (Месуди 2019, с. 149–150).

Причиной демографического перехода является контроль над рождаемостью, а причиной контроля над рождаемостью является повышение информационной энтропии деятельной силы. Даррелл Брикер и Джон Иббитсон в книге «Пустая планета» (2019) связывают снижение рождаемости с урбанизацией. Урбанизация ведет к тому, что растет стоимость воспитания детей. Кроме того, заводить детей в городе, то есть в промышленной экономике, менее выгодно по сравнению с деревней (то есть сельским хозяйством), где они могут быть работниками. Наконец, урбанизация ведет к повышению статуса женщин, их равноправию и распространению контроля над рождаемостью (Bricker and Ibbitson 2019, p. 17–18). Иными словами, снижение рождаемости связано с накоплением смыслов и увеличением времени, которое необходимо на освоение смыслов — как для родителей, так и для детей. Ограниченность человеческой жизни оказывается главным препятствием на пути расширения капитала, и это препятствие капитал ставит себе сам:

«Одновременно с тем, как капиталистический процесс в силу создаваемых им психологических установок все более подрывает идеалы семейной жизни и снимает внутренние барьеры, которые прежняя моральная традиция воздвигла бы на пути к иному жизненному укладу, он прививает и новые вкусы. Что касается бездетности, то капиталистическая изобретательность постоянно создает все более и более эффективные контрацептивные средства, которые устраняют преграды на пути самого сильного человеческого импульса. Что касается стиля жизни, то капиталистическая эволюция снижает желанность буржуазного семейного очага и обеспечивает альтернативные возможности» (Шумпетер 2008, с. 542).

Вторая группа факторов связана с разрушением традиций: семьи и религии. Разрушение большой семьи, характерной для сельской местности, и традиционной религии снижает социальное давление на потенциальных родителей (Bricker and Ibbitson 2019, p. 50–51). Здесь следовало бы добавить, что разрушение семьи и религии также уничтожает необходимую социальную поддержку для того, чтобы заводить детей. В отличие от родственников и сельской общины, городские друзья и коллеги не требуют от нас завести семью и детей. Однако в городе также нельзя распределить обязанности по воспитанию детей среди широкого круга аллородителей и нет той «подушки безопасности», которую предоставляют сельские и религиозные общины.

Урбанизация ведет к контркультуре, а контркультура ведет к творческому саморазрушению, в том числе в гендерном вопросе. Гендер из биологического «вдруг» становится культурным признаком и теряет всякую связь с самовоспроизводством людей. Умножение гендеров повышает культурное разнообразие, но подрывает биологическую рождаемость. Рост культурного разнообразия, может быть, и ускоряет эволюцию смыслов в коротком периоде, а может быть и нет, поскольку он никак не связан с предприимчивостью, но он понижает долгосрочную конкурентоспособность общества. Контробщества работают против шансов собственного выживания, ведь, перефразируя Докинза, нетрадиционный образ жизни не наследуется генетически.