Основные правовые семьи, согласно Р. Давиду, — это три первые группы. При этом он объединяет романо-германскую семью и семью общего права в “единую семью западного права” и говорит о “большой семье западного права”, имея в виду то, что марксисты называют “буржуазным правом”[463]
. А различные философские или религиозные системы (мусульманское право, индусское право, иудейское право, обычное право Африки и Мадагаскара, право стран Дальнего Востока и т.д.), по ого оценке, полностью независимы друг от друга и не образуют семьи в полном смысле этого слова. По поводу этих философских или религиозных систем он замечает: “Можно даже усомниться в том, что они являются правом. В большинстве из них, если не во всех, акцент делается на обязанности, которые возлагаются на праведного человека, а понятие субъективного права отсутствует. Термин “право” употребляется в этих системах только за отсутствием лучшего термина. Тем не менее в повседневной практике он применяется весьма широко и без особых затруднений, так как комплекс норм, который содержат эти системы, а также свойственные им понятия и техника предназначены, по мнению приверженцев этих систем, выполнять роль, которая обычно возлагается на право”[464].Существуют и другие подходы к классификации различных национальных систем права. Так, К. Цвайгерт и Г. Кётц в своей классификации исходят из такого критерия, как “правовой стиль национального права, который определяется пятью факторами, происхождением и эволюцией соответствующей системы права, своеобразием юридического мышления, специфическими правовыми институтами, природой источников права и способами их толкования, идеологическими особенностями. Исходя из этого, они объединяют различные системы права, обладающие единством “правового стиля”, в следующие правовые круги” (группы): романский, германский, скандинавским, англо-американскии, социалистический, исламский, индусский.
В советской юридической литературе[465]
в 80-е годы была предложена классификация национальных систем права на основе сочетания марксистско-ленинских положений о социально-исторических, классовых типах права (рабовладельческого, феодального, буржуазного и социалистического) с названными подходами западных компаративистов.В нашей современной учебной литературе в целом принята классификация “правовых семей” Р. Давида. Но имеются и определенные отличия. Так, если у Р. Давида “правовая семья” — это “семья систем права”, то в нашей литературе под “правовой семьей” имеется в виду “семья правовых систем”. Это получилось в результате русского перевода работы Р. Давида: слова “система права” переведены в виде “правовой системы”. Под влиянием такого перевода многие авторы стали толковать “систему права” и правовую систему в качестве различных правовых категорий, рассматривая “правовую систему” как некое более широкое правовое явление, чем традиционное понятие “система права”. Под правовой системой” (применительно к отдельному национальному праву) стали понимать совокупность всех правовых явлений и понятий, т.е. фактически все то, что в марксизме называется “юридической надстройкой”, возвышающейся над экономическим базисом”. Некоторые стали говорить о “правовой системе в широком смысле” (т.е. в смысле “правовой семьи” у Р. Давида), которая объединяет несколько “правовых систем в узком смысле” (т.е. в смысле отдельного национального права).
Подобные трактовки “правовой системы” в качестве какого-то нового правового понятия, охватывающего все право (все правовые феномены и категории), по существу означают подмену общего понятия права неким довольно условным (и во многом случайным) словосочетанием “правовая система . Попытки такой подмены, начавшиеся еще в советские времена, преследовали цель под ширмой новых словообразований сохранить существо официального советско-легистского правопонимания и с помощью подобных словесных новаций всячески противодействовать уже формировавшемуся в нашей науке юридическому (антилегистскому и антипозитивистскому) правопониманию.
Распространению в нашем сравнительном правоведении подобных представлений о “правовой системе” содействовали и такие факторы, как слабая разработанность общетеоретической основы этой дисциплины, традиционное господство в компаративистике (включая, за редким исключением, и западную компаративистику) позитивистских и легистских подходов к праву, пагубное “профессиональное” стремление компаративистов везде и всюду найти право, а если его нет, то выдать за “право” или хотя бы назвать “правом” что-то совсем другое, нечто неправовое, подменяющее право.