Общая точка зрения на психологию сновидения

Если мы окинем взглядом эти материалы, то увидим, что настоящее сновидение имеет весьма прозрачное отношение к событию, происшедшему накануне. Сцена с яблоком указывает — посредством связанного с ним ассоциативного материала, — что она, очевидно, понимается как эротическая сцена. На основании всевозможных других причин следовало бы счесть также вполне правдоподобным, что переживание, имевшее место накануне, продолжает оказывать влияние и в сновидении. В сновидении молодой человек срывает райское яблоко, которое в действительности он еще не сорвал. Прочий материал, ассоциированный к сновидению, занят другим происшествием, также случившимся накануне, а именно своеобразным чувством угрызений совести, которое охватило сновидца, когда он разговаривал с безразличной ему молодой дамой, затем с грехопадением в раю и в завершение — с эротическим грехом своего детства, за которое отец его строго наказал. Эти ассоциации вращаются в направлении вины.

Прежде всего мы хотим применить фрейдовский каузальный способ рассмотрения к данному материалу, т. е. мы намерены, как выражается Фрейд, и "растолковать" это сновидение. День в канун сновидения оставил после себя некое, недоведенное до конца желание. Это желание исполняется в сновидении посредством символа "сцены с яблоком". Почему это исполнение оказывается завуалированным, т. е. осуществляется в символической форме, а не в виде ясной сексуальной мысли? Фрейд укажет на момент вины, признанный в этих материалах, и скажет: мораль, навязанная молодому человеку с детства и стремящаяся подавить подобные желания, есть именно то, что накладывает отпечаток чего-то мучительного и непереносимого на естественные домогательства и позывы.

Поэтому вытесненная мучительная мысль может проявиться только "символически". Так как эти мысли непереносимы для морального содержания сознания, то некая психическая инстанция, предложенная Фрейдом и названная цензурой, следит за тем, чтобы это желание не вступило в сознание в незавуалированном виде.

Финальный способ рассмотрения сновидения, который я противопоставляю фрейдовскому воззрению, означает — что я хотел бы категорически подчеркнуть — не отрицание причины сновидения, а лишь некую интерпретацию материалов, собранных к сновидению. Сами факты, а именно материалы, остаются теми же самыми, однако масштаб, которым они измеряются, совершенно другой. Вопрос можно сформулировать следующим образом: чему служит это сновидение? Какое действие оно должно произвести? Такая постановка вопроса совершенно не произвольна, поскольку она применима ко всякой психической деятельности. Повсюду можно вопрошать: почему? зачем? — ибо всякое органическое образование состоит из замысловатого устроения целесообразных функций и всякая функция в свою очередь разложима на ряд целесообразно ориентированных единичных фактов.

Ясно, что к эротическому переживанию предшествующего дня прилагается (посредством сновидения) материал, который в первую очередь подчеркивает момент вины во всяком эротическом поступке. Та же самая ассоциация оказалась действенной и при совершенно другом переживании того же дня, а именно при встрече с индифферентной дамой, так как и там проявилось чувство угрызения совести, причем автоматически и неожиданным образом, как если бы молодой человек и там совершил нечто неправедное. Это переживание берет на себя в сновидении заглавную роль и еще более там усиливается посредством ассоциаций и соответствующих обширных материалов, ибо эротическое переживание предшествующего дня изображается в форме грехопадения в раю, которое было столь тяжко наказано.

Тут я говорю: у сновидца наличествует некая бессознательная склонность или тенденция представить самому себе свое эротическое переживание как вину. Характерно то, что в сновидении следует ассоциация грехопадения, в отношении которого молодой человек никогда не мог понять, почему за него было воздано столь драконовское наказание. Эта ассоциация проливает свет на причины, почему сновидец не просто подумал: "То, что я делаю — неверно". Очевидно, ему неведомо, что он хотел было отвергнуть свой эротический поступок как морально негодный. На самом деле так оно и есть. Сознательно он полагает, что его поведение морально совершенно индифферентно, ведь все его друзья делают то же самое: к тому же он и по совершенно другим причинам был не в состоянии постичь, почему вокруг этого поднимают так много шума.