Общак

Дядя Сема, разумеется, прекрасно знал, что ключ от цепи лежит в правом ящике серванта на кухне, расположенной прямо над подвалом. Но ему строго-настрого запретили отмыкать цепной замок. Да вот только этот ментовский генерал и впрямь, видать, сильно животом мается. Вон бледный какой. Чего доброго, действительно еще копыта откинет. Вот будет номер! Что ж он, дядя Сема, изверг, что ли, какой?

И старик сторож, кряхтя, потопал наверх.

После того как дядя Сема отомкнул замок и скинул цепь с запястья левой руки, Урусов еще несколько секунд полежал не шелохнувшись. Потом он тихонько шевельнул кистью, и затекшая рука, ощутив блаженную свободу, медленно переползла из-за спины к животу. Потом Урусов обхватил левое запястье пальцами правой руки и несколько минут массировал затекший сустав.

— Ну что, идешь, что ль? — нетерпеливо поинтересовался дядя Сема, сжимая в руках «табельный» (как он его называл) пистолет.

— Иду, иду! — слабым голосом отозвался Евгений Николаевич и медленно, кряхтя, стал подниматься на ноги. Он осмотрелся. В этом сумрачном пыльном подвале он провел без малого две недели. И теперь срок его заключения истек, в этом генерал Урусов уже не сомневался.

Почти без замаха Евгений Николаевич одним коротким сильным ударом свалил деда на пол. Тот не успел даже отреагировать и отключился мгновенно. Бее дальнейшее заняло у Урусова считаные секунды. Подобрав пистолет, валявшийся рядом с незадачливым охранником, он тихо взбежал по лесенке вверх, затворил подвальную дверь и задвинул засов, потом остановился и напряг слух. Все тихо. В огромном доме вроде бы и впрямь никого не было.

В поисках выхода он прошел по длинному коридору и попал в какую-то большую комнату без окон, обставленную дорогой мебелью. Другого выхода из комнаты не было.

Урусов вернулся назад. Снова прошел по темному коридору мимо двери на лестницу, ведущую к его бывшей камере. В другом конце коридора в темноте он нашел металлическую массивную дверь. К счастью, она была не заперта. Отворив ее, Евгений Николаевич оказался в холле большого особняка. От дневного света резало глаза. Но через несколько минут генерал уже смог оглядеться, оценить обстановку. Он искал телефон. Но, к своему удивлению, нигде в доме его не обнаружил. Внимательно через окно осмотрев большой двор, он не увидел там ничего подозрительного. Вроде никого. А значит, до свободы осталось несколько шагов. Нужно было лишь преодолеть расстояние от дома до калитки. Урусов страшно волновался. А что, если все-таки есть охрана?

Но раздумывать было некогда. Да и выбора у него не оставалось. Проверив на всякий случай пистолет, он очень тихо, почти на цыпочках, опасливо оглядываясь вокруг, прошел по тропинке к калитке в высоченном заборе. Отодвинул тяжелый засов. Ну вот и спасение…

Треск, прозвучавший в вечерней тишине, как выстрел, застал генерала Урусова врасплох. От неожиданности и напряжения у бывшего пленника чуть не разорвалось сердце. От волнения он весь покрылся холодным потом и только тут сообразил, что шум наделала большая птица, сорвавшаяся с сухой сосновой ветки.

«Ну прямо как в фильме ужасов, — невольно подумал про себя Урусов и, облегченно вздохнув, шагнул за ворота, аккуратно затворив за собой калитку. — Интересно, где находится этот дом… — Вокруг, насколько хватало глаз, тянулся то ли парк, то ли лес. — И что же это такое? Где я нахожусь?» Везли его сюда не так долго. И хоть у генерала тогда была надвинута на глаза шерстяная шапочка, он запомнил, что они не могли тогда уехать дальше пяти- или десятикилометровой зоны от Московской кольцевой. А возможно, и вообще были где-нибудь в пределах Москвы: может, даже на Лосином острове. Урусов обернулся. Дом за высоким дощатым забором, который две недели служил ему тюрьмой и который генерал сейчас благополучно покинул, со стороны леса казался похожим на старенькую дачу и никак не тянул на шикарный особняк. Черт знает что! Ладно, сейчас не время забивать себе башку всякой ерундой. В любой момент сюда могли нагрянуть охранники, поэтому надо спешить. И он энергичным шагом по прямой направился на юг, наугад, лишь бы подальше от места своего заточения.

Минут через сорок, изрядно умаявшись от ходьбы после стольких дней сидения взаперти, Евгений Николаевич увидел за деревьями кирпичное сооружение, с виду похожее на заброшенную фабрику. Не раздумывая, он пошел прямиком туда. Обходя огражденную территорию, вышел к проходной. Рядом располагалось обветшалое здание с табличкой «Администрация», где в небольшой комнатушке за покосившимся фанерным столом сидел голый по пояс парень лет тридцати, с фиолетовой наколкой в виде русалки на плече, и оживленно беседовал по телефону, пересыпая свою речь отборной бранью.

— …Значит, так, Игорек, подвалим к вечеру с тремя фурами, выгребем на хер товары, а потом перегоним сюда, ко мне, И п…ц. — Увидев вошедшего, одетого в грязную, затертую одежду, парень скривился и, прикрыв трубку рукой, грубо рявкнул: — Хули ты сюда без стука входишь, дядя? Ты в каком детдоме воспитывался, козел?