Читаем Общак полностью

Стоя с закрытыми глазами, он услышал звук — усталый скулеж, приглушенное царапанье и резкое металлическое громыхание. Он открыл глаза. Большой железный бак, надежно закрытый тяжелой крышкой. Справа от него, на тротуаре, футах в пятнадцати. Бак слегка подрагивал в желтом свете фонарей, и дно скребло по асфальту. Боб остановился перед баком и снова услышал слабый скулеж — словно мучительный выдох какой-то живой твари, которая еще того и гляди испустит дух, и Боб сдернул крышку.

Чтобы добраться до цели, ему пришлось выкинуть разный хлам: микроволновку без дверцы и пять толстых томов «Желтых страниц» (самый старый был за 2005 год), брошенных поверх засаленного, пропахшего плесенью матраса и подушек. Собака — очень маленькая, может, щенок — была на самом дне, от внезапного света она вжала голову. Жалобно заскулила, тельце ее напряглось, плотно закрытые глаза превратились в щелки. Кожа да кости. Боб видел все ребра под кожей. Еще он видел запекшийся сгусток крови возле уха. Ошейника не было. Коричневая, с белой мордой и лапами, слишком крупными для такого тщедушного тела.

Боб нагнулся, протянул руки, схватил собаку за шкирку и вытащил из лужи ее собственных экскрементов. Животина заскулила громче. Боб не особенно разбирался в собаках, но решил, что это, наверное, боксер. И, совершенно точно, щенок. Когда Боб поднял его повыше, щенок открыл свои громадные карие глаза и неподвижно уставился на него.

Где-то рядом, Боб в этом не сомневался, двое слились в любовном объятии. Мужчина и женщина. Сплелись телами. За одним из этих окон, бесстрастно глядевших на улицу, задернутых шторами, оранжевых от света. Боб просто видел их, нагих счастливцев. А он торчит здесь на холоде с полудохлой собакой, которая испуганно таращится на него. Обледенелый тротуар блестел, словно новенький мрамор, ветер был колючий и злой.

— Что там у вас?

Боб обернулся и окинул взглядом улицу влево и вправо.

— Я здесь, наверху. А вы копаетесь в моем мусоре.

На высоком крыльце ближайшего к нему дома стояла девушка. Она зажгла наружный свет и, дрожа от холода, переступала босыми ногами. Сунула руку в карман куртки с капюшоном и вынула пачку сигарет. Достала одну, не спуская глаз с Боба.

— Тут собака. — Боб поднял щенка повыше.

— Что?

— Собака. Щенок. Кажется, боксер.

Девушка кашлянула, вытолкнув из себя немного дыма.

— Кому придет в голову бросить собаку в мусорный бак?

— И я про то же. Видите? У него кровь.

Боб сделал шаг к крыльцу, и девушка попятилась:

— Вы знаете кого-нибудь из моих знакомых?

Девица не промах — с чужаками всегда начеку.

— Ну, — замялся Боб, — может, с Фрэнси Хеджес?

Девушка помотала головой.

— Салливанов знаете?

Нашла что спросить. В этом-то районе. Здесь тряхани дерево, и с него наверняка свалится какой-нибудь Салливан. А следом упаковка пива.

— Я знаю тьму Салливанов.

Они зашли в тупик, щенок смотрел на него, дрожа сильнее, чем девушка на крыльце.

— Эй! — сказала она. — Вы в этом приходе живете?

— В соседнем. — Боб мотнул головой влево. — В приходе Святого Доминика.

— В церковь ходите?

— Почти каждое воскресенье.

— Значит, знакомы с отцом Питом?

— С Питом Риганом, — сказал он. — Само собой.

Девушка вынула сотовый.

— Как вас зовут?

— Боб, — сказал он. — Боб Сагиновски.

Она подняла телефон и сфотографировала его. Ничего подобного он не ожидал, иначе хотя бы пригладил волосы.

Боб тупо ждал, а девушка шагнула назад со света, прижав телефон к одному уху и палец — к другому. Он смотрел на щенка. Щенок смотрел на него, будто спрашивая: «Как это меня угораздило?» Боб тронул его нос указательным пальцем. Щенок моргнул. На какой-то миг Боб позабыл все свои грехи.

— Я только что отправила фотографию, — сказала девушка из темноты, — отцу Питу и еще шестерым знакомым.

Боб глядел в темноту и молчал.

— Надя, — представилась девушка, выходя обратно на свет. — Неси его сюда, Боб.

Дома у Нади они вымыли щенка в раковине, вытерли и отнесли на кухонный стол.

Надя оказалась совсем маленькой. У основания ее шеи тянулась узловатая ниточка шрама. Шрам был темно-красный, как ухмылка пьяного циркового клоуна. Личико — маленькая луна, испещренная кратерами-оспинами, глазки — кулоны-сердечки. Плеч как будто не было вовсе, и сразу от шеи начинались руки. Локти — словно сплюснутые пивные банки. Лицо обрамляли желтые, аккуратно подстриженные волосы.

— Это не боксер. — Ее взгляд скользнул по лицу Боба, и она опустила щенка на кухонный стол. — Это амстафф — американский стаффордширский терьер.

Боб догадывался, что должен что-то понять по ее тону, однако не мог сообразить, что именно, и промолчал.

Когда молчание слишком уж затянулось, Надя снова посмотрела на него:

— Питбуль.

— Это питбуль?

Она кивнула и снова промыла рану на голове у щенка. Кто-то его избил, пояснила она Бобу. Возможно, до полусмерти и, решив, что щенок умер, выбросил его в мусорный бак.

— Зачем? — спросил Боб.

Надя поглядела на него, и ее круглые глаза сделались еще круглее и больше.

Перейти на страницу:

Все книги серии Азбука-бестселлер

Нежность волков
Нежность волков

Впервые на русском — дебютный роман, ставший лауреатом нескольких престижных наград (в том числе премии Costa — бывшей Уитбредовской). Роман, поразивший читателей по обе стороны Атлантики достоверностью и глубиной описаний канадской природы и ушедшего быта, притом что автор, английская сценаристка, никогда не покидала пределов Британии, страдая агорафобией. Роман, переведенный на 23 языка и ставший бестселлером во многих странах мира.Крохотный городок Дав-Ривер, стоящий на одноименной («Голубиной») реке, потрясен убийством француза-охотника Лорана Жаме; в то же время пропадает один из его немногих друзей, семнадцатилетний Фрэнсис. По следам Фрэнсиса отправляется группа дознавателей из ближайшей фактории пушной Компании Гудзонова залива, а затем и его мать. Любовь ее окажется сильней и крепчающих морозов, и людской жестокости, и страха перед неведомым.

Стеф Пенни

Современная русская и зарубежная проза
Никто не выживет в одиночку
Никто не выживет в одиночку

Летний римский вечер. На террасе ресторана мужчина и женщина. Их связывает многое: любовь, всепоглощающее ощущение счастья, дом, маленькие сыновья, которым нужны они оба. Их многое разделяет: раздражение, длинный список взаимных упреков, глухая ненависть. Они развелись несколько недель назад. Угли семейного костра еще дымятся.Маргарет Мадзантини в своей новой книге «Никто не выживет в одиночку», мгновенно ставшей бестселлером, блестяще воссоздает сценарий извечной трагедии любви и нелюбви. Перед нами обычная история обычных мужчины и женщины. Но в чем они ошиблись? В чем причина болезни? И возможно ли возрождение?..«И опять все сначала. Именно так складываются отношения в семье, говорит Маргарет Мадзантини о своем следующем романе, где все неподдельно: откровенность, желчь, грубость. Потому что ей хотелось бы задеть читателей за живое».GraziaСемейный кризис, описанный с фотографической точностью.La Stampa«Точный, гиперреалистический портрет семейной пары».Il Messaggero

Маргарет Мадзантини

Современные любовные романы / Романы
Когда бог был кроликом
Когда бог был кроликом

Впервые на русском — самый трогательный литературный дебют последних лет, завораживающая, полная хрупкой красоты история о детстве и взрослении, о любви и дружбе во всех мыслимых формах, о тихом героизме перед лицом трагедии. Не зря Сару Уинман уже прозвали «английским Джоном Ирвингом», а этот ее роман сравнивали с «Отелем Нью-Гэмпшир». Роман о девочке Элли и ее брате Джо, об их родителях и ее подруге Дженни Пенни, о постояльцах, приезжающих в отель, затерянный в живописной глуши Уэльса, и становящихся членами семьи, о пределах необходимой самообороны и о кролике по кличке бог. Действие этой уникальной семейной хроники охватывает несколько десятилетий, и под занавес Элли вспоминает о том, что ушло: «О свидетеле моей души, о своей детской тени, о тех временах, когда мечты были маленькими и исполнимыми. Когда конфеты стоили пенни, а бог был кроликом».

Сара Уинман

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Самая прекрасная земля на свете
Самая прекрасная земля на свете

Впервые на русском — самый ошеломляющий дебют в современной британской литературе, самая трогательная и бескомпромиссно оригинальная книга нового века. В этом романе находят отзвуки и недавнего бестселлера Эммы Донохью «Комната» из «букеровского» шорт-листа, и такой нестареющей классики, как «Убить пересмешника» Харпер Ли, и даже «Осиной Фабрики» Иэна Бэнкса. Но с кем бы Грейс Макклин ни сравнивали, ее ни с кем не спутаешь.Итак, познакомьтесь с Джудит Макферсон. Ей десять лет. Она живет с отцом. Отец работает на заводе, а в свободное от работы время проповедует, с помощью Джудит, истинную веру: настали Последние Дни, скоро Армагеддон, и спасутся не все. В комнате у Джудит есть другой мир, сделанный из вещей, которые больше никому не нужны; с потолка на коротких веревочках свисают планеты и звезды, на веревочках подлиннее — Солнце и Луна, на самых длинных — облака и самолеты. Это самая прекрасная земля на свете, текущая молоком и медом, краса всех земель. Но в школе над Джудит издеваются, и однажды она устраивает в своей Красе Земель снегопад; а проснувшись утром, видит, что все вокруг и вправду замело и школа закрыта. Постепенно Джудит уверяется, что может творить чудеса; это подтверждает и звучащий в Красе Земель голос. Но каждое новое чудо не решает проблемы, а порождает новые…

Грейс Макклин

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги