Обще-житие (сборник)

Выносила ночью мусор, взглянула на небо и замерла. Месяц! Не родной, песенный, нечерноземный — горбушкой, а опасный, мусульманский — лодочкой. Без руля и без ветрил. Господи, куда нас занесло! Нет возврата! «Dead end» — вспомнила она табличку на уличном тупике. И с тяжелым сердцем выкинула мусор.

Русский муж Сережа с нерусской, дикой, неведомо как прилепившейся фамилией Мвздивалов на второй день приезда решительно лег на подаренный кем-то матрац, которому была назначена роль дивана, и больше не желал двигаться.

— Моя мама была права. Всегда повторяла: евреям покоя не было и не будет. Кочевое племя. Русский терпит — еврей едет… Это твоя, Анна, безумная затея, ты притащила меня сюда, в эту хреновую Америку — ну, и что теперь, мадам Колумб? Куда дальше, капитан, прикажете? Может, в Австралию? Кому я здесь нужен?

Аня тоже не знала, что теперь. Равно не представляла, куда она дальше Сереже прикажет. В Австралию к кенгуру не было сил. Послать на три буквы (это было бы справедливо) — так ведь сам не пойдет. А провожать некому. Кстати, интересный вопрос — кому он нужен? Нужен сыну Лельке — это по должности. Возможно, прозорливой Сережиной маме, оставшейся в заштатной Костроме исключительно назло безумной невестке. Наверное, нужен и ей — и то по привычке, по неизбывному, как горб, чувству долга перед абсолютно всеми. Любовь то ли прошла, то ли вовсе не было ее никогда. По молодости, в соответствии с гормональным фоном, показалось: вот оно — любовь-морковь, сильная мужская рука на хрупком плече, костер-гитара, восход-палатка, вдвоем по жизни заре навстречу…

Мираж рассеялся еще даже до рождения Лельки, но правильная Аня была приучена не бросать начатое. Практической, эстетической и сексуальной ценности русский филолог Сергей Сергеевич Мвздивалов со старым гастритом, юной лысиной, зреющей импотенцией, болезненным самолюбием и нулевым английским не представлял. Знание французского языка все только усложняло, ибо породило фонетическое презрение к шепелявым английским согласным, трудноразличимым гласным и отсутствию томных французских носовых.

Считалось, что у Анны отличная фигура («дар напрасный, дар случайный») и хорошая, люто ею ненавидимая профессия: инженер-строитель со стажем. Мосты и туннели. Равно как и фигура, никому не интересна. Мосты все построены, туннели прорыты, фигуру можете носить с собой, спасибо за внимание. Громадные деньги, целых пятьсот восемьдесят долларов, привезенные из России, оказались здесь сущей мелочью — меньше месячной платы за убогую квартиру, разделяемую с многодетной семьей тараканов. Садист-прожектор всю ночь долбил в окно спальни — Аня читала о подобных пытках в сталинских застенках. Зато тараканы были гостеприимны — всегда оперативно, в полном составе, с детьми, мамами и бабушками являлись приветствовать гостей, хотя в обычное время скромно пробегали по делам поодиночке. В ванной с мокнущего потолка маленькими изящными люстрами свисали поганки.

Нет, вовсе не такой оттуда мечталась Америка. Чеки, присылаемые благотворительной еврейской организацией, вот-вот должны были иссякнуть. Но даже их на оплату этой халупы хватало в обрез. Организованные для эмигрантов курсы английского имели два главных достоинства: бесплатность и имитацию минимальной деятельности. Сергей курсы надменно игнорировал. Аня ходила. Несложные грамматические конструкции она помнила еще со школьных времен, была тогда отличницей. Даже Future in the Past. Вот, стала отстающей — жизнь непонятна, люди непонятны, слова непонятны — «Боуэ-доуэ-зеа»! Вот и случилось с ней Future in the Past — «будущее в прошедшем». Уж лучше бы затраченные на ее напрасное обучение деньги выдали сухим пайком… Так вот, наверное, и буду здесь прозябать, глухая и немая. Кому плакать? На мужа надежды ноль, а Бог вряд ли с ее проблемами возиться станет, да и приставать к нему с жалобами неудобно без очереди. Не для того он в гневе языки народов смешал, чтобы потом это дело поправлять в порядке поступления претензий.

Аня отмахивала пешком километры. Убивала сразу трех зайцев: терпеливо распутывала змеиный клубок неразличимых улиц, экономила транспортные деньги и постигала английский по вывескам. Вывески и объявления — это был как раз тот самый английский, который нужен, а не «мой друг играет на скрипке очень хорошо. Его родители ездят в путешествия каждый год». Денег, видать, куры не клюют, вот и ездят каждый год от нефига делать… Больше всего Анне нравилась то и дело встречаемая на домах табличка «Open House». «Открытый дом» — переводила она, умиляясь широкому гостеприимству американцев. До чего трогательно и тепло! Приглашают любого прохожего зайти, подружиться, присоединиться к семейному торжеству. Открытый дом!